Биография создателя Гарри Поттера Дж. К. Ролинг, написанная Шоном Смитом
Шрифт:
Эти перемены в Джоанне объяснялись двумя причинами. Во-первых, свободой, обретенной вне дома. Иветт говорит, что, если бы не знала, ни за что бы не догадалась, что Джоанна приехала из провинции. Во-вторых, она не особенно блистала в предметах выбранного ею курса, так что к учебе тянуло ее куда меньше, чем если бы она специализировалась по английскому языку. «Она была довольно посредственной студенткой, — вспоминает один из преподавателей. — Но не из- за того, что ей не давалась учеба, просто у нее не было особого интереса к этой области лингвистики» . По словам профессора Кейт Кэмерон, преподававшей у Джоанны на последнем курсе и тогда же, в 1987 г., назначенной заведующей кафедрой современного языкознания, «по сравнению с некоторыми у нее были не такие большие способности
Джоанна закончила французское отделение, поддавшись влиянию родителей, которые считали, что так ей будет легче найти работу. С филологическим образованием можно было устроиться там, где требовались секретари со знанием иностранного языка, или переводчиком. Наверное, это отец, с его практическим складом ума, сумевший без высшего образования стать главным инженером, отговорил дочь от поступления на бесперспективное английское отделение. «Я хотела выбрать английский, — рассказывала Джоанна Энджеле Левин, репортеру газеты «Дэйли Мэйл», — но все вокруг говорили: «А тебе это пригодится? » Хотя мне с детства хотелось быть писательницей, я не надеялась, что моя мечта осуществится, и об этом знали только близкие друзья».
Так Джоанна стала изучать французский язык и классическую литературу. Брайан Клэпп, автор хроник Эксетера, писал: «Университетская среда всегда допускала некоторую эксцентричность». На кафедре же современного языкознания отношения между студентами и преподавателями носили скорее формальный характер. «К ним [преподавателям] нельзя было обращаться просто «Мартин» или «Рэй», — объясняет Иветт Каулес. — Обязательно нужно было говорить «мистер» или «профессор». Наверное, это было следствием консервативного подхода к обучению, в том числе и к стилю преподавания. Упор делался на литературный, книжный язык. В реальной жизни так не говорят. Когда мы, как было положено, жили и учились в течение года во Франции, я обнаружила, что на французском могу рассуждать о философских материях, но не в состоянии толком объяснить, как вскипятить чайник».
«Но Джо любила классику. Ей нравилась вся эта мифология. Ей это было интересно. Наверное, это и не удивительно».
«Очень наблюдательной и проницательной», по выражению Джона Неттлшипа, Джоанне нравилась компания студентов кафедры современного языкознания, и они, в свою очередь, были заинтригованы поведением девушки, которую Рэй Дэвисон назвал «очень задумчивой». «Она была человек замкнутый и не допускала слишком тесного контакта с окружающими», — добавил он.
Разумеется, Джоанна была достаточно проницательна, чтобы понимать: все считают, будто она немного не от мира сего. Особенно снисходителен к ней был один преподаватель, который, как позже вспоминала писательница, «обладал невероятным терпением, снося мое чудовищное безразличие к его предмету. Только один-единственный раз, и то косвенно, он упрекнул меня за частые прогулы и обыкновение терять раздаваемые им материалы: сказал, что я живу, словно лунатик. Это было произнесено с долей обреченности и иронии. Потом я горько раскаялась, что обмолвилась об этом друзьям. Эта фраза показалась им до того остроумной, что они стали повторять ее к месту и не к месту, и мне уже было не до смеха».
Плохая посещаемость и успеваемость — это не то, что одобрила бы Гермиона Грэйнджер. Самое интересное, что «новая» Джоанна нравилась себе больше, чем прежняя. Во многом она даже стала типичной студенткой. О том, с каким уважением она относилась к университету, можно судить по тому, что она по просьбе одного из лекторов, Дэвида Харви, согласилась дать весьма самокритичное интервью о своем студенчестве для «Пегаса» — журнала, выпускаемого классическим отделением.
На втором курсе Джоанна переехала в другое студенческое общежитие, Лафрода. Комнаты здесь были не лучше, чем в прежнем: маленькие каморки с односпальными кроватями и скудной казенной мебелью. Джоанна предпочла бы поселиться в Томас-Холл — особняке на краю студенческого городка, женском общежитии, которое имело свой стиль и более жилой вид. К бледно-желтому дому с бронзовой парадной дверью внушительного вида вела лужайка с высокими
В 1984 г. Джоанна открыла для себя «Смите», которые и сейчас остаются ее любимой группой. Среди выбранных ею на «Дезерт Айленд Диске» музыкальных композиций был их классический хит мая 1986 г. «Bigmouth Strikes Again». «Я люблю звучание их гитар, лиричность и остроумие», — объяснила Джоанна Сью Лолн. «Смите», с неподражаемым вокалистом Моррисеем и гитаристом-новатором Джонни Марром, были кумирами и строгих критиков, и привередливых студентов, воротивших нос от «Спандо Бэлли», «Калче Клаб» и «Нью Романтике». Джоанна часами сидела в своей комнате, подбирая аккорды к «What Difference Does It Make?» и «Heaven Knows I’m Miserable Now». «Не понимаю, за что она любила «Смите», — недоумевает Иветт Каулес. — Иногда они наводили такую тоску. Я думаю, Джоанна, с виду резковатая, уверенная в себе, веселая, общительная, на самом деле была человеком застенчивым и замкнутым в себе. В этом смысле она была очень одинока, потому что по большей части жила своими мечтами и фантазиями».
Как и в Уайдене, Джоанна не уставала поражать своих друзей талантом рассказчицы. Хотя у нее было немало поклонников, девушка всегда предпочитала им шумную, веселую компанию подруг. Собираясь вместе, они обсуждали свои проблемы и, разумеется, чаще всего мужскуюполовину человечества. Иветт хорошо помнит истории, которые сочиняла Джоанна: «В них главными героинями были мы. Обычно она придумывала истории о шпионах, с лихо закрученным сюжетом, а каждая из нас выступала в роли эта койМата Хари. Я была «роковой женщиной» по имени Снейк Хипс. Да и остальные тоже были «роковые», единственные и неповторимые. И из любойпередряги мы всегда выходили победительницами».
Теплыми летними вечерами девушки садились в машину Катрины МакКиннон и ехали в паб «Дабл Локс» на берегу Эксетерского канала. До паба тащились три четверти мили по узкой грунтовой дороге, которая становилась еще уже и страшнее по пути домой после закрытия заведения. Тесный паб с низкими потолками, расшатанными деревянными лавками и дубовыми столами, за которыми при очень большом желании можно было разместиться и вдесятером, напоминает «Три метлы» в Хогсмиде. Три вечера в неделю там была живая музыка, в основном джаз. В хорошую погоду народ высыпал из паба на воздух, подружки занимали скамьи у самой воды и таскали подносы, уставленные кружками с пивом, половину расплескивая по дороге. Джоанна, истинная поклонница Джеймса Бонда, редко пила пиво, предпочитая более крепкие напитки, как правило водку.
Из пабов ей больше всего нравилось бывать в «Черной лошади», где она проводила столько же времени, сколько прежде за чашкой кофе в « Девоншир-Хаус». Иветт Каулес запомнился один вечер, когда подвыпившая компания, включая Джоанну, пешком возвращалась из паба в общежитие, по пути, во весь голос распевая «You Make
Me Feel Like a Natural Women» Ареты Франклин, а потом столь же вдохновенно затянув «Respect» из ее же репертуара. Мирные обыватели Эксетера, без сомнения, были в восторге от ночного концерта!
В расписании на неделю обычно стояло семь- восемь часов лекций и семинаров и четыре-пять часов консультаций. Помимо этого студентам предлагался материал для самостоятельного изучения. Джоанна уделяла учебе минимум времени. В конце второго курса на горизонте черной тенью замаячили экзамены, и Джоанна — в этом полная противоположность Гермионе — отнеслась к ним крайне легкомысленно. Начать с того, что она забыла оформить экзаменационные бумаги, и, чтобы получить допуск, ей пришлось объясняться с Рэем Дэвисоном. Джоанне удалось вывернуться, но было решено, что на последних двух курсах ей лучше отказаться от изучения греческого и латыни.