Биография, творчество
Шрифт:
77. Карфагеняне относились с подозрением к сенатскому решению, передавая заложников не на основании твердого соглашения; но так как они находились в такой опасности, то, возлагая надежды на то, что они не уклонятся ни от какого условия, они со всем рвением, предупреждая назначенный срок, повезли своих детей в Сицилию, причем их оплакивали родители и домашние, особенно матери, которые с безумными воплями обнимали детей, хватались за корабли, везущие их, и полководцев, их сопровождавших, бросались к якорям, разрывали снасти, руками обвивали моряков и препятствовали плаванию. Были среди женщин и такие, которые плыли за кораблем далеко в море, проливая слезы и смотря на детей. Находившиеся же на берегу рвали на себе волосы и били себя в грудь, как при жестокой печали; ведь им казалось, что дача заложников это лишь красивое выражение, на деле же это - сдача города, когда эти дети отдаются без какого-либо определенного соглашения. И многие из них среди воплей и это пророчили городу, говоря, что выдача детей нисколько ему не поможет; такова вот была отправка заложников в Карфагене, в Сицилии же консулы, приняв их, переслали в Рим, а карфагенянам сказали, что все остальное, что нужно для окончания войны, они скажут в Утике.
78. Переплыв туда, они стали лагерем - пешие там, где некогда был лагерь Сципиона, а корабли - в гаванях утикийцев. Когда послы из Карфагена прибыли и туда, консулы сперва воссели на высоком трибунале, причем
79. Если бы у нас были даже самые немилостивые враги, то довольно несчастий, которые мы потерпели, мы, которые лишены господства и на земле и на море, которые передали вам корабли и не приобретаем других, которые отстранены от охоты на слонов и от приобретения их иным путем, передали и прежде и теперь вам знатных заложников и своевременно платили дань, мы, которые привыкли получать ее от других. И этого было достаточно вашим отцам, с которыми мы воевали; и договор при них был заключен с нами, как с друзьями и союзниками, и клятва, принесенная при этом договоре, равна для обеих сторон. И они нам, с которыми воевали, были после этого верными союзниками; вы же, с которыми мы ни разу даже не вступали в сражение, в нарушении какого пункта этого договора, обвиняя нас, так стремительно постановили начать эту войну и без объявления ее двинулись на нас? Может быть, мы не дали дани? или у нас есть корабли, или вызывающие зависть слоны? или с тех пор мы не были верными по отношению к вам? или мы не заслуживаем жалости, когда у нас так недавно пятьдесят тысяч человек погибли от голода? но мы воевали с Массанассой, слишком многого он захотел; но и это все мы переносили из-за вас. Действуя беспрерывно и беззаконно против нас и против того места, в котором он был вскормлен и воспитан, он отнял у нас землю около Эмпория159; захватив и ее, он пошел за другими, пока не привел в беспорядок наш договор с вами; если это является поводом к этой войне, то мы и тех, которые двинулись против него, чтобы защищаться, приговорили к смерти, и к вам отправили послов, которые оправдывались относительно этого, и других, имевших полномочия решать все по своему усмотрению, чтобы заключить договор на каких хотите условиях. Зачем же нужны корабли, флот и войско против мужей, не только признающих, что они погрешили, но и всецело поручающих себя вам? Что это мы предлагаем не с целью обмануть вас, не скряжничая, готовые потерпеть, чем бы вы нас ни наказали, доказано достаточно ясно. Ведь мы тотчас отослали по вашему требованию знатных детей как заложников, как было приказано постановлением, раньше назначенных тридцати дней. В том же самом постановлении сказано, что если мы передадим вам заложников, вы позволите Карфагену быть свободным и автономным, владеющим тем, что мы имеем".
XII, 80. Так сказали послы. Цензорин, поднявшись, ответил следующее: "Что мне говорить вам, карфагеняне, о причинах войны? Ведь вы отправляли в Рим послов, и они узнали об этих причинах от сената. В том же, что ваши поступки по отношению к нам были лживы, в этом я вас уличу. Ведь в постановлении ясно сказано, и мы вас об этом предупредили в Сицилии, принимая заложников, что остальные решения будут сообщены вам в Утике. Конечно, за быстроту доставки заложников и за выбор их мы вас хвалим; но какая нужда в оружии тем, которые честно хотят жить мирно? Итак, все оружие, сколько бы его у вас ни было, и государственное, и частное, которое каждый из вас имеет, и дротики, и катапульты, передайте нам". Послы на это сказали, что им приходится слушаться, но они не знают, как они будут защищаться от Гасдрубала, которого они приговорили к смерти и который, собрав уже до двадцати тысяч воинов, расположился лагерем у самого Карфагена. Когда консулы сказали, что римляне позаботятся об этом, послы обещали выдать оружие. Вместе с послами были отправлены Корнелий Сципион Назика и Гней Корнелий по прозвищу Испанский ('Ispan\w)160; они приняли двести тысяч всякого рода оружия, бесконечное множество стрел и дротиков, до двух тысяч катапульт, выпускающих заостренные стрелы и камни. Это было замечательное и в то же время странное зрелище, когда на огромном количестве повозок враги сами везли своим врагам свое оружие; за ними следовали послы и все члены совета старейшин и знатнейшие лица города, и жрецы, и другие выдающиеся лица; они надеялись, что консулы почувствуют к ним или уважение, или сожаление. Введенные со знаками своего достоинства к консулам, они стали перед ними. И вот Цензорин (так как он был более красноречив, чем его сотоварищ по власти), встав и помолчав долгое время с жестким выражением лица, наконец, сказал следующее:
81. "Что касается повиновения, о, карфагеняне, и готовности до сего времени и в отношении заложников и в отношении оружия, мы вас хвалим, но нужно в тяжелых обстоятельствах говорить кратко. Выслушайте с твердостью остальные приказы сената, уйдите для нашего спокойствия из Карфагена, поселитесь в каком хотите месте вашей страны в восьмидесяти стадиях от моря, так как этот город решено срыть до основания". Когда он это еще говорил, они с криком стали поднимать руки к небу и призывали богов как свидетелей совершенного над ними обмана; много горьких поношений высказывалось против римлян или потому, что они уже были готовы умереть, или обезумев, или сознательно раздражая римлян, чтобы вызвать их на оскорбление послов. Они бросались на землю, бились о нее и руками и головами; некоторые разрывали одежды и истязали собственное тело, как охваченные безумием. Когда же, наконец, у них прекратился острый приступ отчаяния, наступило долгое и полное печали молчание, и они лежали, как мертвые. Римляне были поражены, и консулы решили терпеливо переносить их речи, как потрясенных таким невероятным приказом, пока у них не пройдет негодование, хорошо зная, что величайшие бедствия сначала толкают безумную храбрость, со временем же дерзость сгибается перед необходимостью. Это испытали тогда и карфагеняне: когда во время молчания сознание их несчастия еще глубже овладело ими, они перестали негодовать; с воплями оплакивали они и себя, и детей, и жен, называя их по именам, и самую родину, обращаясь к ней с жалобами, как к живому человеку. Жрецы громко называли имена святилищ и находящихся в них богов, упрекая
82. Хотя и консулов охватила жалость при виде превратности человеческой судьбы, но они оставались суровыми, ожидая, пока карфагеняне насытятся своим плачем. Когда же последние прекратили стенания, вновь наступило молчание. И дав себе отчет в том, что их город безоружен и малолюден, что нет у них ни кораблей, ни катапульт, ни стрел, ни мечей, ни людей, способных обороняться, так как недавно еще погибло у них пятьдесят тысяч человек, что у них нет никакого наемного войска, ни друга, ни союзника, ни времени, чтобы их приобрести, что враги держат в своих руках и их детей, и оружие, и страну и осаждают город вооруженные, с кораблями, с пехотой, с машинами и конями, что Массанасса, другой их враг, у них под боком, - они воздержались от шума и дальнейшего выражения негодования, как нисколько не помогающих в несчастьях, и вновь обратились к речам. И Баннон161, которому было прозвище Тигилла (Tig}llaw), самый знатный из всех присутствовавших тогда, попросив разрешения говорить, сказал:
83. "Если есть у нас помимо сказанного еще прежде вам, римляне, право на слово, мы будем говорить не для того, чтобы выставлять свое право (не ко времени несчастным спорить), но чтобы вы узнали, что у вас есть основательный и разумный повод оказать нам милосердие. Ведь мы, властители Ливии и моря в самых широких пределах, воевали с вами за гегемонию; от нее мы отказались при Сципионе, когда передали вам корабли и слонов, которых имели, и взяли обязательство платить вам дань и даем ее своевременно. Во имя богов, которыми тогда клялись, пощадите нас, пощадите клятвы Сципиона, клявшегося, что римляне будут карфагенянам союзниками и друзьями. Нет ничего, в чем бы мы погрешили против этого договора. У нас нет ни кораблей, ни слонов, мы не уклоняемся от взносов дани, но были даже вам союзниками против трех царей162. Пусть не сочтет нужным кто-либо упрекнуть нас, если это раньше мы уже говорили, когда вы требовали оружия, ибо несчастия делают многословными и вместе с тем при молениях нет ничего могущественнее, как ссылка на договор, да и мы не имеем возможности прибегнуть к чему-либо другому, кроме слов, мы, которые всю нашу мощь выдали вам. Таковы прежние условия, поручителем которых, о, римляне, является Сципион. Что же касается настоящих условий, вы, консулы, являетесь для нас и творцами их и свидетелями. Вы потребовали заложников, и мы отвели вам самых лучших. Вы потребовали оружия и получили все, чего даже после осады взятые города добровольно не отдают. Мы верили обычаю и образу действия римлян. Ведь и сенат прислал нам обещание, и вы, требуя заложников, говорили, что разрешите Карфагену быть автономным, если получите их. Если было прибавлено, что остальные ваши приказания будут сообщены потом, не достойно вас было при требовании дать заложников, требовании совершенно ясном, обещать, что город будет автономным, а затем как какую-нибудь прибавку к выдаче заложников потребовать, чтобы сам Карфаген был разрушен. Если вы считаете законным его уничтожить, то каким образом вы оставите его свободным или автономным, как вы говорили?
84. Вот что имели мы сказать и о прежних договорах, и том, который был заключен между нами. Если и этого вы не примете во внимание, то мы перестанем говорить - что остается еще несчастным, - станем плакать и просить. О многом можем мы молить из-за множества бедствий: мы взываем ради города древнего, по воле и благоволению богов воздвигнутого, во имя его славы, достигшей такой высоты, ради его имени, известного по всей земле, ради стольких святилищ, в нем находящихся, и богов, не причинивших вам никакого зла: не лишайте их торжественных служений, шествий и праздников, не лишайте гробницы обычных приношений, так как мертвые ни в чем перед вами не виновны. Если есть у вас жалость даже к нам (а вы говорите, что, жалея нас, вы разрешаете нам переселиться) пощадите государственный алтарь, пощадите площадь, пощадите богиню - хранительницу совета - и все остальное, что еще для живых радостно и ценно. Ведь в самом деле, чего вам еще бояться Карфагена, вам, владеющим и нашими кораблями, и нашим оружием, и вызывающими зависть слонами? А относительно переселения, если кому-либо покажется, что вы предлагаете нам это в утешение, то это - дело невыполнимое, переселиться в глубь материка людям, живущим благодаря морю, бесчисленное количество которых работает на море. Вместо этого мы делаем вам другое предложение, более приемлемое для нас и более славное для вас: город, ни в чем не повинный перед вами, оставьте невредимым, нас же самих, которых вы переселяете, если желаете, убейте. Ведь только так вы покажете, что вы гневаетесь на людей, а не на храмы, богов, могилы и город, ни в чем не виновный.
85. К славе благородства и благочестия стремитесь вы, римляне, во всех делах и в счастливых обстоятельствах показываете свою умеренность; и это вы внушаете всем, кого бы вы ни побеждали. Так вот, ради Зевса и богов, и других, и всех тех, которые еще теперь хранят Карфаген (да никогда они ни вам, ни детям вашим не воздадут злом за понесенные бедствия!), да не нарушите вы вашей собственной доброй славы впервые по отношению к нам, не оскверните вашего доброго имени таким поступком, который и совершить трудно и столь же тяжко о нем слышать; к тому же он будет совершен вами первыми. Ведь много было войн у эллинов и у варваров, много и у вас, о, римляне, против других народов: и никто никогда не разрушал до основания города, протянувшего до битвы руки с просьбой о пощаде и передавшего оружие и детей и согласившегося перенести любое наказание какое только есть у людей. Во имя богов, которыми мы клялись, изменчивости человеческой судьбы и страшнейшей для счастливых Немесиды мы просим вас, чтобы вы сами не накладывали своими руками пятна на свою добродетель, не доводили наши несчастья до неисцелимой гибели, но разрешили, если вы сами не дадите нам владеть своим городом, еще раз послать, по крайней мере, в сенат послов относительно него и молить об этом. Вы видите, что это короткая отсрочка, но в этот короткий промежуток времени она несет нам долгое мучение вследствие неизвестности будущего; вам же равно безопасно будет теперь ли или немного спустя совершить намеченное, но зато вам прибавится слава благочестия и человеколюбия".
86. Это сказал Баннон, но по суровому выражению консулов в течение всей речи было ясно, что они ни в чем не уступят карфагенянам; когда он кончил, Цензорин ответил: "Относительно того, что предписал сенат, зачем нужно много говорить? Он предписал, и должно быть сделано; и мы не можем отложить исполнение того, что уже давно было приказано исполнить. Если бы мы это приказывали вам, как врагам, нужно было бы только сказать и принудить сделать; когда же это делается, о, карфагеняне, ради общей пользы, может быть, отчасти и нашей, но гораздо более вашей, я не откажусь изложить вам и основания этого решения, если вас можно скорее убедить, чем принудить силой. Это море всегда побуждает вас, помнящих о былой вашей власти и силе на нем, поступать несправедливо и от этого ввергает вас в несчастья. Ведь из-за него вы старались захватить Сицилию и потеряли Сицилию; вы переправились в Иберию и потеряли Иберию. И после заключения перемирия вы грабили купцов, особенно наших, и, чтобы скрыть это, топили их, пока, пойманные с поличным, вы не откупились от нас Сардинией. Так и сардов вы потеряли из-за моря, которое как бы создано, чтобы побуждать всех стремиться всегда к большему из-за быстроты в действиях на нем.