Биография, творчество

Александрийский Аппиан

107. Так поделил Сципион и царство и имущество Массанассы между его сыновьями; Голоссу со вспомогательными войсками он тотчас взял с собой. Выслеживая главным образом тайные засады Фамеи, которые причиняли наибольшие неприятности римлянам, Голосса их отгонял. Как-то в бурную зимнюю пору Сципион и Фамея оказались друг против друга на противоположных сторонах непроходимого оврага, где протекал бурный поток, так что они не могли причинить друг другу никакого вреда. Боясь, как бы впереди не было какой-либо засады, Сципион в сопровождении троих своих друзей выехал вперед и стал осматривать местность. Увидя его, Фамея, в свою очередь, выехал вперед с одним из своих друзей. Надеясь, что тот хочет что-либо сказать ему, Сципион поскакал еще дальше вперед тоже с одним из своих друзей. И, когда они сблизились настолько, что могли уже друг друга слышать, и находились далеко впереди карфагенян197, Сципион сказал: "Что же ты не заботишься о собственном спасении, если ничего не можешь сделать для общего?". На это Фамея ответил: "А какое для меня может быть спасение, когда карфагеняне находятся в таком положении, а римляне потерпели от меня столько бедствий". На это Сципион сказал: "Я ручаюсь, если только я достоин доверия и если я имею влияние, что со стороны римлян тебе будет и спасение и прощение и кроме того благодарность". Фамея же, высказав похвалу Сципиону, как наиболее из всех заслужившему доверия, сказал: "Обдумаю и, когда сочту возможным, дам тебе знать".

108. На этом они разошлись.

Манилий, стыдясь той неудачи, которую он потерпел в войне против Гасдрубала, вновь двинулся в Неферис, захватив с собой продовольствия на пятнадцать дней. Приблизившись к этому месту, он разбил лагерь, укрепив его валом и рвом, как советовал Сципион в прошлом походе. Но, не достигнув никакого успеха, он вновь был охвачен еще большим стыдом и страхом, как бы Гасдрубал опять не напал на них, когда они начнут отступать. Когда он был в таком безвыходном положении, кто-то из войска Голоссы принес Сципиону письмо. Сципион же показал его консулу, как оно было запечатанным. Когда они его вскрыли, они прочли: "В такой-то день я займу такой-то холм. Приходи с кем хочешь и передовой страже скажи, чтобы они приняли того, кто придет ночью". Вот что сообщало это письмо, в котором не было имен, но Сципион понял, что оно было от Фамеи. Но Манилий все-таки боялся за Сципиона, как бы тут не было обмана со стороны человека, самого опытного в устройстве засад. Видя уверенность Сципиона, он согласился отправить его, поручив ему передать Фамее твердое обещание неприкосновенности, но не уточнять формы благодарности, сказав, что римляне сделают все, что полагается. Но на самом деле не потребовалось и такого заявления. Когда Фамея пришел в условленное место, он сказал, что в вопросе о собственной своей неприкосновенности он вполне доверяет Сципиону, давшему ему обещание, а выражение благодарности он предоставляет римлянам. Сказав это, на следующий день он выстроил свое войско для битвы и, спешившись, вместе с начальниками конных отрядов вышел в промежуток между войсками, как будто для того, чтобы обсудить с ними какой-то другой вопрос. Тут он сказал им: "Если возможно еще помочь родине, я готов на это вместе с вами; если же ее положение таково, какое мы видим теперь, мне кажется, что нужно подумать о личном спасении; и я получил уже твердое обещание неприкосновенности и для себя и для тех из вас, кого я сумею убедить. Время теперь вам самим выбирать, что для вас будет полезно". Так он сказал. Некоторые из начальников со своими отрядами перешли на сторону римлян, и было их приблизительно до двух тысяч двухсот всадников198; другим же помешал перейти Ганнон, по прозвищу Левк199.

109. Когда Сципион возвращался вместе с Фамеей, все войско вышло ему навстречу и прославляло Сципиона приветственными кликами, как триумфатора. Манилий был очень доволен и, считая, что в этом случае его отступление никоим образом не может показаться позорным, и, сверх того, полагая, что пораженный этим Гасдрубал не будет его преследовать, тотчас же снялся с лагеря ввиду недостатка продовольствия: ведь шел уже семнадцатый вместо предположенных пятнадцати дней этого похода. Три другие дня должны были уйти на возвращение в очень тяжелых условиях. Тогда Сципион, взяв с собой Фамею и Голоссу и всадников того и другого и присоединив к ним некоторых италийских всадников, спешно отправился с ними на равнину, называемую "Большой Овраг"; он набрал там много добычи и продовольствия и ночью со всем этим вернулся к войску. Манилий же, узнав, что на смену ему прибыл Кальпурний Писон200, послал вперед в Рим Сципиона с Фамеей. Войско провожало уезжавшего Сципиона до самого корабля и возносило молитвы богам, чтобы он вернулся в Ливию консулом, считая, что ему одному суждено взять Карфаген. Как бы ниспосланное божеством среди них укрепилось такое мнение, что один только Сципион завоюет Карфаген. И многие об этом писали в Рим своим родным. Сенат воздал хвалу Сципиону, а Фамее как почетный подарок дал пурпурное одеяние с золотой застежкой, коня с золотой сбруей, полное вооружение и десять тысяч серебряных драхм. Дали ему также сто мин серебра в изделиях, палатку и полное оборудование и пообещали ему еще больше, если в дальнейшем ходе войны он окажет им свое содействие. Он, пообещав им сделать это, отплыл в Ливию к римскому войску.

110. С наступлением весны прибыл консул Кальпурний Писон и с ним Луций Манцин201 в качестве начальника флота. Они не нападали ни на карфагенян, ни на Гасдрубала, но нападали на другие города; попытавшись осадить с суши и с моря Аспиду202, они потерпели неудачу; однако Писон взял другой (]t]ran)203 город, находившийся поблизости, и разграбил его, причем жители его обвиняли Писона в том, что он нарушил договор. Оттуда он двинулся к Гиппагретам204. Это был значительный город с укреплениями, крепостью, гаванями и верфями, хорошо устроенными Агафоклом205, сицилийским тираном. Он лежал между Карфагеном и Утикой, и жители его занимались грабежом, перехватывая то продовольствие, которое на кораблях подвозилось мимо них римлянам; вследствие этого город сильно разбогател. Кальпурний рассчитывал отомстить им и лишить их по крайней мере прибыли. Однако он бесполезно осаждал его целое лето, а осажденные гиппагретийцы, дважды сделав вылазку, причем на помощь им пришли карфагеняне, сожгли все его осадные машины. Не достигнув ничего, Кальпурний удалился на зимовку в Утику206.

111. Так как у карфагенян и войско Гасдрубала было цело и невредимо и сами они в сражении около Гиппагрет оказались сильнее Писона, так как на их сторону перешел от Голоссы нумидиец Битиас с восемьюстами всадников, и потому что они видели, что дети Массанассы, Миципса и Мастанаба, только обещают римлянам поддержку оружием и деньгами, сами же медлят, выжидая все время грядущих событий, - ввиду всего этого они воспрянули духом и безбоязненно обходили всю Ливию, захватывая под свою власть страну, а на собраниях в городах выступая против римлян со многими оскорбительными речами. Как на доказательство трусости римлян, они указывали на две их неудачи под Неферисом и на то поражение, которое они понесли под Гиппагретами, а также на то, что они не смогли взять самого Карфагена, хотя он был лишен оружия и укреплений. Они отправили также послов к Миципсе и Мастанабе и к независимым маврусиям, призывая их на помощь и указывая, что вслед за самими карфагенянами римляне приберут к рукам и их. Других послов они отправили в Македонию к тому, кто считался сыном Персея207 и вел с римлянами войну, и убеждали его твердо продолжать войну, обещая, что у него не будет недостатка ни в кораблях, ни в деньгах из Карфагена. И вообще, вооружившись, они уже больше не думали о чем-либо незначительном, но мало-помалу у них росло и воодушевление, и смелость, и военное снаряжение. Со своей стороны, и Гасдрубал, ведший военные действия вне стен Карфагена, дважды победив Манилия, почувствовал гордость. Стремясь получить командование над войском внутри стен города, он стал ложно обвинять перед советом старейшин Гасдрубала208, начальника города, что он предает интересы карфагенян Голоссе, так как он был его племянником. Когда это было сказано публично, обвиняемый оказался в затруднении, что ему отвечать, как это бывает при неожиданности, они же, закидав его скамейками, убили его.

XVII, 112. Когда в Рим было сообщено о неудаче Писона и о приготовлениях карфагенян, народ стал негодовать, боясь все усиливающейся войны, столь значительной, непримиримой и близкой; они ведь не надеялись ни на какое примирение, так как они впервые решились нарушить договор209. Вспомнив же о недавних подвигах Сципиона, служившего в Ливии еще военным трибуном, и сравнивая

их с настоящим положением, говоря друг другу о сообщениях, которые они получали из лагеря от друзей и близких, они воспылали желанием послать консулом против Карфагена Сципиона210. И вот наступили выборы властей211, и Сципион (так как законы никоим образом не позволяли ему по возрасту быть консулом) выступил, добиваясь должности эдила212, но народ избрал его консулом. Хотя это было противозаконно и консулы предъявили им закон, запрещающий это, они настойчиво просили и требовали и кричали, что по законам Туллия213 и Ромула народ полновластен в выборах властей и в том, чтобы признать не имеющим или имеющим силу всякий из законов относительно них, какой он хочет. Наконец, один из народных трибунов сказал, что он лишит консулов права проводить выборы, если они не согласятся с народом. И сенат согласился214 с народными трибунами отменить этот закон и по прошествии одного года вновь его восстановить, подобно тому как и лакедемоняне, освободив под давлением необходимости от бесчестия взятых в плен при Пилосе215, сказали: "Пусть на сегодня спят законы". Так Сципион, ища эдильства, был выбран консулом, и его коллега Друз стал требовать, чтобы он с ним бросил жребий относительно Ливии, и настаивал до тех пор, пока один из народных трибунов не внес предложения, чтобы решение о командовании войском было передано народу; и народ выбрал Сципиона216. Ему дано было войско по набору, которое возмещало бы своей численностью погибших, а также право взять с собой из союзников столько добровольцев, скольких сумеет убедить, и отправить письма к царям и городам, которым сочтет нужным, написав их от имени римского народа. И действительно, таким образом, он получил вспомогательные войска от городов и царей.

113217. И вот Сципион, устроив все это, отправился в Сицилию, а из Сицилии переплыл в Утику. Тем временем Кальпурний Писон осаждал (]poliorkei)218 города внутри страны, Манцин же, пристав к Карфагену и видя, что одна часть стены оставлена без внимания, там, где шли непрерывной линией трудно проходимые отвесные скалы, из-за чего это место и было охраняемо не так тщательно, возымел надежду незаметно подвести лестницы к стене. И, действительно, он их приставил, и некоторые из солдат смело взошли на стену. Так как их было еще мало, карфагеняне, отнесясь к ним с презрением, открыли ворота, выходившие на эти скалы, и бросились на римлян. Но римляне, обратив их в бегство и преследуя, вместе с ними ворвались в город через ворота. Когда поднялся крик, как при победе, Манцин вне себя от радости, будучи и в остальном быстрым и легкомысленным, а с ним и все остальные, оставив корабли, с криками устремились к стене, невооруженные и почти голые. Так как бог уже склонялся к закату, римляне, захватив219 какое-то укрепленное место у стен, остановились на отдых, испытывая затруднения с продовольствием; Манцин стал звать Писона и начальников утикийцев помочь ему, подвергающемуся опасности, и спешно доставить продовольствие. И он был уже готов к тому, что с зарей он будет выбит карфагенянами и сброшен на острые утесы.

114. Сципион же вечером прибыл в Утику и около полуночи, встретившись с теми, кому писал Манцин, тотчас же велел трубачу трубить поход, а вестникам собрать к морю тех, которые прибыли с ним из Италии, и молодых из утикийцев; более пожилым он велел носить провиант на триэры. Освободив нескольких пленных из карфагенян, он отпустил их с тем, чтобы они дали знать карфагенянам, что прибыл Сципион. К Писону же он посылал всадников одного за другим, вызывая его вернуться возможно скорее. Сам он отбыл в последнюю ночную стражу220, приказав, когда корабли приблизятся к стенам Карфагена, стать прямо на палубах, чтобы показаться врагам в большем числе. Так вот действовал Сципион; что же касается Манцина, то. когда вместе с зарей карфагеняне напали на него со всех сторон, он с теми пятьюстами воинами, которых одних имел вооруженными, окружил невооруженных, которых было три тысячи, и получая из-за них (di]ke}nvn)221 много ран и оттесненный на самую стену, уже едва не был сброшен с утесов, как вдруг появились корабли Сципиона, в стремительном беге подымая высокие волны, все полные стоявших прямо легионеров; для карфагенян, узнавших об этом через пленников, их прибытие не было неожиданностью, для римлян же, не знавших об этом, Сципион принес неожиданное спасение. Когда карфагеняне немного отступили, Сципион принял на свои корабли бывших в опасности римлян. Манцина Сципион тотчас послал в Рим (так как вместе с ним прибыл Серран, преемник Манцина по командованию флотом), а сам стал лагерем недалеко от Карфагена. И карфагеняне, отойдя от стен вперед на пять стадиев222, возвели против Сципиона лагерь, и в этот лагерь к ним прибыл Гасдрубал, командовавший внешним войском, и начальник конницы Битиас, приведя с собой шесть тысяч пехотинцев и до тысячи всадников; это были воины, опытные благодаря продолжительной службе и упражнениям.

115. Сципион не видел у воинов, находившихся под командой Писона, никакой привычки к порядку и дисциплине, но что они приучены Писоном к лености, жадности и грабежам и что им сопутствуют множество мелких торговцев, которые, следуя за войском ради добычи, делали набеги вместе с более храбрыми, выходившими на грабежи без приказания, хотя закон во время войны считает дезертиром всякого, уходящего дальше, чем можно слышать звук трубы, так как, какое бы несчастье ни случилось с ними, все ставится в вину полководцу, а все, что они награбят, дает им новый повод к ссорам и бедам; ведь многие, гордые тем, что они награбили, начинали презирать товарищей по палатке (sysk{nvn)223 и прибегали к недозволенным побоям, ранениям и человекоубийствам. Заметив это и не надеясь когда-либо одолеть врагов, если не одолеет своих собственных воинов, Сципион созвал их на собрание и, взойдя на высокий трибунал224, стал упрекать их так:

116. "Я, воины, служивший вместе с вами под начальством консула Манилия, дал доказательство - и вы тому свидетели - повиновения, которого теперь я, будучи полководцем, требую от вас, имея право применить к неповинующимся крайние наказания, но считая полезным сначала поговорить с вами. Вы сами знаете, что делаете; зачем мне говорить о том, чего я стыжусь. Вы больше разбойничаете, чем воюете; вы бегаете из лагеря как дезертиры, а не охраняете его как стража; вы больше похожи на ведущих ради выгоды куплю и продажу, чем на ведущих осаду; вы хотите роскошествовать еще воюя, не будучи пока еще победителями. Потому-то положение врагов из столь безнадежного и униженного, каким я его оставил, поднялось до такого могущества, и наш труд вследствие такой распущенности стал много тяжелее. Если бы я видел, что причины этого заключаются в вас, я тотчас стал бы вас наказывать; но так как я считаю в том виновным другого, я теперь прощаю вам совершенное вами до сих пор. Я лично пришел не для того, чтобы грабить, но чтобы победить, не для того, чтобы собирать деньги до победы, но чтобы сначала окончательно сокрушить врагов. Уйдите из лагеря сегодня все, если не хотите быть воинами, кроме тех, которые получат от меня право остаться. Из тех, которые уйдут из лагеря, я разрешу вернуться только тем, которые принесут с собой продовольствие, и при этом солдатское, простое. Да и для этих будет назначен определенный срок, в течение которого они распорядятся имеющимся у них, и о продаже этого позаботимся я и квестор225. И да будет это сказано для тех, кто является излишним226 для войска, вам же, зачисленным в войско, да будет единым всеобщим примером во всех делах мой образ действия и мой труд. Настроив себя таким образом, вы не будете испытывать недостатка в энергии и не лишитесь награды. И теперь, в момент, когда мы подвергаемся опасности, надо трудиться, а наживу и роскошь отложить до более подходящего времени. Это предписываю я, и это же приказывает закон; повинующимся это принесет взамен много хорошего, а не повинующимся придется раскаиваться".