Биоугроза
Шрифт:
Я все понимал.
– Я подумаю.
У Билла был вид, будто он собирается прочитать мне выговор, но вместо этого зашелся в приступе кашля. Сигарета выпала у него из пальцев, и он вцепился в кухонную стойку.
Я вскочил на ноги.
– Билл...
Он отмахнулся.
– Я в порядке. Просто старый стал. Давно и много курю. Вот и все.
Но я не верил ему. Этот кашель. Слабость. Пятнистое лицо. Нет, это было что-то совершенно другое. И что-то очень серьезное.
– Рик, вали отсюда к черту, - сказал он и встал прямо. Это далось ему с таким трудом, что он стал задыхаться.
– Мы с Эллен... о, отец наш небесный... мы так сильно любили вас с Шелли. У нас никогда не было своих
– Билл, я....
– Пожалуйста, Рик.
Потом мне все стало ясно: Билл Хермс страдал от лучевой болезни.
Через неделю его не стало.
6
Билл Хермс был хорошим человеком. Умудренным временем и опытом. Послушал ли я его совета? Конечно же, нет. Я остался. Остался, вопреки здравому смыслу.
Пища и вода были самой главной проблемой. Долгое время был занят только тем, что пытался выходить Шелли, и, следовательно, пренебрегал всем остальным. В чулане было хоть шаром покати, поэтому я вместе с остальными канализационными крысами стал выходить на улицы, собирая все, что мог найти.
Когда состояние Шелли только начало ухудшаться, в городе работало несколько пунктов первой помощи, где можно было получить свежую воду, еду и медикаменты. Но несколько недель спустя все они были закрыты и заколочены. Если не принимать во внимание армейские патрули, порядка было мало. Органы власти - государственные и местные - рухнули на всех мыслимых уровнях.
Поэтому, вооружившись пистолетом, я начал охотиться.
И сам стал объектом охоты.
У меня был "Браунинг Хай-Пауэр" 9-огокалибра, который я забрал из квартиры Билла Хермса. Никогда в жизни я никого не убивал, да и не хотел, если честно. Но я знал, что это время пришло. Однажды я выпустил несколько пуль поверх голов каких-то хулиганов, погнавшихся за мной, и это все.
Потом, дня через три или четыре после смерти Билла, на улице ко мне подошел какой-то старик и попросил сигарету. Бедолага был насквозь изъеден лучевой болезнью. Зубы и волосы выпали, лицо покрылось язвами.
Но я не мог рисковать.
Я направил на него пистолет и приказал отвалить. При таком количестве смертей от инфекционных болезней я серьезно опасался вредных бактерий, летающих в воздухе и того, на что они способны. Радиация как-то повлияла на них, сделала их больше, злее, опасней. Некоторые из них не изменились, но другие стали гораздо смертоноснее. К тому времени я уже подвергся воздействию холеры и, бог знает, чего еще. И рано или поздно мне все-равно грозила смерть.
Старик попытался улыбнулся.
– Просто хочется сигаретку. Вот и все.
– Он зашелся в припадке кашля, сплевывая на тротуар кровь и желчь.
– Дай сигаретку, дружище. Дашь, и я расскажу тебе, где есть еда. Сам я и пары дней не протяну. Так что мне уже не пригодится.
Я бросил ему пачку и спичечный коробок.
– Оставьте себе. У меня есть еще.
Закурив, он было словно на грани оргазма. Такова природа зависимости. Мне она была хорошо знакома. Я бросил курить за три года до... Но после бомбардировки, из-за стресса, снова закурил. Сделав пару затяжек, он рассказал мне про продуктовую лавку. Консервы там были почти не тронуты. И все это было в моем распоряжении.
Обыскав несколько улиц, я нашел черный вход в лавку, о которой рассказывал старик. И как он и сказал, там был склад, забитый коробками с консервированными и сушеными продуктами. Ощущая себя ребенком, попавшим в кондитерскую, я бросился набивать рюкзак консервированной пастой, овощами, сухим молоком, макаронами и сыром. Я был рад безмерно. Потому что все шло очень гладко. И даже слишком, как вскоре я узнал.
Когда я собрался уже уходить, из передней части магазина вывалилась, спотыкаясь, какая-то женщина. Она была одета в старое меховое пальто, под которым ничего не было. Ее тело было изъедено язвами и покрыто шелушащимися струпьями. Из носа выпирал какой-то покрытый коркой, грибковый нарост, голова была совершенно лысая. Она смотрела на меня остекленевшими, неподвижными глазами и усмехалась ртом, полным серых, сломанных зубов.
– Мое,– сказала она, протягивая грязные руки.– Все мое!
Я навел на нее "Браунинг".
– Отвали от меня, на хрен!
– Мое!– прохрипела она. С подбородка стекала желтая пена, словно она страдала бешенством. – Отдай это мне, красавчик! Это все мое!
Она бросилась вперед, а я даже не сумел выстрелить.
Да, я вскинул пистолет, но, как и большинство людей, не привыкших убивать, замешкался. И этой доли секунды ей оказалось достаточно. Она накинулась на меня и сбила с ног, пистолет вылетел у меня из руки. Крепко ударившись, я упал, и она навалилась на меня, прижав к полу. От нее исходил удушливый, тошнотворный смрад. Это был влажный запах брожения, как от теплого, гниющего фрукта. Вцепившись мне в горло покрытыми струпьями руками, она принялась меня душить. От накатившей тошноты меня буквально выворачивало наизнанку. И дело было не только в запахе, гниющем лице и мерзкой слизи, капавшей у нее изо рта... а в том, что она делала.
Она вращала тазом.
Яростно терлась об меня своей зараженной промежностью, имитируя половой акт.
– Красавчик! Красавчик! Краса-краса-красавчик!– тараторила старая карга без умолку. Изо рта у нее свисали ленты слизи. – Я трахаю красавчика!
Это больше, чем что-либо, придало мне сил для сопротивления - чистое, безрассудное, физическое отвращение. Я ударил ее в лицо три, четыре раза. Ее голова всякий раз откидывалась назад. А затем вцепился ногтями ей в глаза. Гнилая, изрытая язвами плоть была такой мягкой, что мои пальцы, соскользнув, вонзились в щеку и царапнули по кости черепа. В конце концов мне удалось просунуть под нее колено и отпихнуть прочь.
Я потянулся за пистолетом, а старуха поползла ко мне на четвереньках, словно какой-то мерзкий, мясистый паук. Когда "Браунинг" оказался у меня в руке, я издал пронзительный боевой клич и спустил курок.
Пуля попала ей прямо в живот. Старуха упала на колени, зажимая рану покрытыми струпьями руками. Между пальцев сочилась кровь.
– Охххххххх! Посмотри, что ты наделал, красавчик! Посмотри, что ты наделал!
Она снова двинулась на меня, и я выстрелил ей в голову. Мозговое вещество и кровь брызнули на стену образовав причудливый, маслянистый узор. Она упала на пол, рот у нее продолжал открываться и закрываться словно у выброшенной на берег рыбы. Какое-то время она билась в конвульсиях, а потом затихла. Раздалось какое-то шипение, и нечто, похожее на серую, комковатую слизь вытекло у нее между ног.
Гниющая рыба. Пахло гниющей рыбой.
Меня вырвало. Теплая рвота хлестала из меня до тех пор, пока тело не содрогнулось от спазмов. А когда все кончилось, мне показалось, что я исторг не только содержимое желудка, но и нечто, более важное и нематериальное, как душа.
Я попятился от трупа прочь, вглубь магазина. Затем бросился бежать и наткнулся еще на двоих - мужчину и женщину. Оба были лысыми. У обоих шла пена изо рта. У обоих были язвы на лице и те безумные глаза.
Я открыл по ним огонь.