Бирюзовая маска
Шрифт:
— Ей ничего не удалось этим добиться, — холодно сказала я. — Я больше ничего не вспомнила. Но ей удалось всех расстроить. Это было ужасно.
Пол не обратил никакого внимания на то, что я отрицательно оценила поведение Элеаноры.
— Вы можете обещать мне одну вещь? Если все всплывет в вашей памяти, вы скажете мне об этом первому.
— Конечно же, нет. Почему я должна это сделать?
— Для всех было бы лучше, если бы вы сделали это, — спокойно сказал он и, повернувшись, исчез в своем дворе.
Я посмотрела,
Дверь была незаперта, как он и обещал, и я вошла в узкий тоннель. Круг света, отбрасываемый лампочкой, расположенной в самом начале, падал на вымощенный пол, но чем дальше, тем становилось темнее, и на какой-то момент я заколебалась. Слишком много произошло со мной за последнее время. Но пока я раздумывала, вдали приоткрылась дверь в комнату дедушки и он позвал меня.
— Это ты, Аманда?
Я ответила ему и прошла дальше. Он вернулся в кабинет, и когда я поднялась по ступенькам, в спальне было пусто, но светло, и я отвернулась от агонии человека, которого бесконечно сжигали на костре.
Хуан ожидал меня в кабинете, на нем был надет коричневый халат с откинутым капюшоном. Какое-то время я не могла отвести от него взгляд — он слишком походил на одну из фигур в темных одеждах с капюшонами, окружавших костер.
Но он ждал меня, и я прошла в комнату и положила перед ним на стол ключи, а затем наблюдала, как он кладет их на место в один из ящиков.
— Я не думаю, что там что-нибудь трогали, — сказала я ему.
Казалось, при этом сообщении он полностью расслабился, кулаки его разжались, и ладони легли на стол. Его просто преследовала картина Веласкеса, и я подумала, не повредит ли это его душевному состоянию.
— Почему вы не отослали ее обратно в Испанию? — спросила я.
— Нет. Пока я жив — нет.
— Но вы говорите, что вы не можете уже четко видеть ее.
— Я могу видеть ее своим внутренним взором. Я могу видеть ее своим разумом и своим сердцем, и я могу трогать ее своими пальцами. Это мое самое большое удовольствие в жизни.
— Она никогда не стала бы величайшим удовольствием в жизни Кэти, — сказала я. — Я думаю, Кэти верила в человека.
— Если бы Кэти была жива, многое было бы по-другому в моей жизни, — сказал он. — Теперь эта картина становится важной для меня.
— Она даже не так уж и прекрасна, — возразила я. — Я соглашусь с тем, что она замечательно написана, но в ней есть что-то ужасное. Мне больше нравится портрет Эмануэллы.
— Тогда та картина будет твоей. Я дарю тебе ее прямо сейчас. Только пусть она повисит на своем прежнем месте, пока я жив. В конце концов она достанется тебе. Я упомяну об этом в завещании.
Я снова была начеку. Хуан Кордова не был сентиментален так же, как не отличался благородными жестами. Это была попытка победить меня.
— Благодарю, — сказала я спокойно и направилась к двери.
Он сразу же остановил меня.
— Подожди. Присядь на минуточку, Аманда.
«Сейчас последует лекция», — подумала я. Из-за того, что я выдала свои чувства к Гэвину. Но он удивил меня.
— Что случилось сегодня на ранчо? Что тебе вспомнилось?
— Ничего. Я вспомнила Керка в маске и в том костюме. Как вы думаете, зачем он надел его?
— Кэти полагала, потому что Доротея боготворила его в то время, когда он одевался подобным образом. И бывало, они флиртовали друг с другом с помощью этой маски. Он хотел, чтобы она вспомнила то время. Он хотел, чтобы она с ним убежала. Чего бы она никогда не сделала.
— Однако кто-то прошел вдоль холма и застрелил его. Не моя мать. Это я помню очень хорошо. Я знаю, что это была не Доротея.
Я услышала какой-то приглушенный звук позади себя и, повернувшись в кресле, увидела, что там стоит Кларита. Она была в ярости.
— Конечно же, это была Доро. Я видела это собственными глазами…
Я встала и посмотрела ей в лицо.
— Нет, вы ничего не видели, тетя Кларита. Я многое сегодня узнала, когда возвращалась домой. Пол видел вас за домом. Вы никак не могли быть вблизи того окна, когда это все случилось.
Хуан резко перекинулся через письменный стол и схватил меня за руку.
— Что ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
Кларита снова приглушенно вскрикнула, закрыла лицо руками и выскочила из комнаты. Хуан силою усадил меня на место.
— Ты все сама объяснишь, — сказал он.
Я повторила то, что Сильвия сообщила нам в машине: Хуан слушал меня с ошеломленным лицом.
— Все эти годы я верил ей, — сказал он. — Почему она лгала — если она лгала. Почему?
— Я полагаю, чтобы кого-то защитить, — сказала я.
С величайшим трудом он поднялся и выпустил мою руку.
— Иди и найди ее. Приведи ее ко мне, Аманда. А затем оставь нас одних.
Он забыл о Гэвине, и я с облегчением убежала. Все гостиные были пусты, и я отправилась в направлении спален. Я постучалась в дверь Клариты и, когда она не ответила, открыла дверь комнаты. Она распласталась на кровати, и я было подумала, что она рыдает. Но когда я произнесла ее имя, она села и посмотрела на меня чужими, разъяренными глазами.
— Чего ты хочешь? Не достаточно ли разрушений ты сделала за один день?
— Ваш отец желает вас видеть. Он сказал, что я немедленно должна отвести вас к нему.
Она махнула рукой, отпуская меня.
— Я пойду к нему. Нет нужды доставлять меня туда.
Так как я очень хорошо знала, что когда Хуан отдает приказания, то требует их точного выполнения, то осталась стоять там, где стояла. Через минуту она поднялась с кровати и подошла ко мне.
— Почему вы лгали? — мягко спросила я ее. — Кто же шел в тот день вдоль холма?