Биржевой дьявол
Шрифт:
Изабель жадно ловила каждое мое слово.
— И что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовался я.
— Даже не знаю.
— Но ведь что-то явно происходит.
— Судя по твоему рассказу — да. И все-таки я не могу поверить, что Рикарду в этом замешан. Это на него не похоже.
— Франсиску Араган его шурин.
— Это верно. Однако Рикарду до сих пор прилагал все усилия к тому, чтобы не иметь с ним никаких дел. Здесь я двумя руками «за». У Арагана очень нехорошая репутация в Бразилии. И отец говорил что-то похожее. Dekker
— Публично — да. Но разве не могли по-тихому открыть ему счет в Dekker Trust?
На лице Изабель отразилось сомнение.
— Технически это не сложно. И все-таки не думаю… Это против всех его правил. Понимаю, это звучит довольно смешно, но у Рикарду есть правила, которые он никогда не нарушает.
— Хорошо, а его брат?
— Возможно. Он не признает никаких правил.
— И он заправляет Dekker Trust, так ведь?
— Да. Так что для него было бы несложно выстроить такую цепочку. Однако здесь есть одно «но».
— А именно?
— Они с Люсианой крепко не в ладах.
— Хм, — сказал я. — Но ведь речь о чисто деловых отношениях. Я уверен, что Эдуарду способен перешагнуть через личную неприязнь, если это сулит ему деньги.
— Наверное, — сказала Изабель. — Но его брат никогда не одобрил бы подобные вещи.
— Если бы узнал.
Мы допили пиво.
— Еще по одной?
Изабель рассеянно кивнула. Она переваривала услышанное.
Я взял в баре еще две бутылки «Будвара» и вернулся к столу.
— Так что мне делать? Эдуарду я ничего не сказал. Джейми вообще считает, что мне надо обо всем забыть.
— Сложный расклад, — сказала Изабель. — Думаю, Эдуарду говорить действительно не стоит. Слишком велика вероятность, что он во всей этой игре. Тогда ты окажешься в опасности.
— Ты хочешь сказать, если бы он узнал, что я подозреваю его в отмывании денег? — Я не произнес этого вслух, но, похоже, я серьезно влип.
— Да. Но на твоем месте я поговорила бы с Рикарду.
— И ты считаешь, он ничего не скажет брату?
— Может и сказать. Но все-таки… Не думаю, что он тоже замешан. А знать бы ему следовало.
Довериться Рикарду? К этому, пожалуй, я был не готов.
— А если обратиться в соответствующие органы?
Изабель резко выдохнула.
— А вот этого тебе никогда не простят. Тебя сочтут предателем. И, кстати, будут правы. Нет. Я считаю, сначала нужно поговорить с Рикарду.
— Хм…
— И?
— Я подумаю.
Я действительно намеревался обдумать ее слова. Но в то же время я был уверен, что самым правильным — по крайней мере пока — было бы сидеть тихо.
Мои подозрения насчет смерти Бельдекоса и собственного приключения в Рио сейчас казались куда как более обоснованными. Но я не хотел обсуждать это с Изабель.
Ей это могло показаться дурной мелодрамой. Мне было плевать, что обо мне подумает Джейми, но совсем не хотел, чтобы любимая девушка считала меня
— Каким он был, этот Мартин?
— Вполне милый человек, — ответила Изабель. — Тихий, даже немного робкий. Полностью отдавался работе.
— Он ведь был американцем?
— Да. Из Майами. Работал там в отделении какого-то крупного банка, специализировавшегося на частных счетах латиноамериканских клиентов.
— А чем конкретно он занимался здесь?
— Не могу сказать. Кажется, официально он числился в Dekker Trust. Половину времени проводил здесь, вторую половину — на Каймановых островах. Они с Эдуарду работали над каким-то проектом, я о нем ничего не знаю. Но он явно имел отношение к Dekker Trust. Расспрашивал о наших клиентах, имевших там счета. — Изабель на мгновение умолкла. — То, что с ним произошло… Это ужасно. Ему было всего тридцать.
— Семья? — спросил я.
— Родители. Еще, кажется, брат и сестра. Они в Майами. Даже жениться не успел… — Она осеклась. — То же самое едва не случилось с тобой…
Я кивнул. Теперь она знала, о чем я думал все это время.
13
— Я ушел с факультета.
На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.
— Ты это серьезно, дорогой? — спросила она, удивленно подняв брови.
— Бог мой! Когда это случилось? — громогласно вопросил отец.
— С месяц назад.
При нормальных отношениях было бы естественным спросить: «Что ж ты раньше не сказал?» Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.
Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно — между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец — старый твидовый пиджак.
Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.