Биржевой дьявол
Шрифт:
Мне он нравился. Хотя он был старше меня, и виделись мы не часто, я считал его своим другом.
— Как поживает наша хорошенькая Джоанна?
— В Америке она поживает. С этим уродом Уэсом.
— Отлично. Мне она никогда не нравилась, и каким бы негодяем он ни был, уверен, они друг друга стоят. Я приготовил рататуй. Пойдет?
— А то!
— Тогда наливай!
Мы выпили водки. Войтек рассказал мне о своей последней подруге — американской студентке. Молоденькими девочками он увлекался до тех пор, пока они
Ужинали мы на его просторной кухне. Рататуй был великолепным, водка — крепкой, и не прошло и часа, как мы уже прилично набрались.
Как и ожидалось, сначала он высказал мне свое «фи» за то, что я попал в Сити, а уже потом поинтересовался, что мне нужно.
Я откашлялся, пытаясь хоть немного прочистить мозги.
— Меня взяли, потому что им нужны мои знания русского языка и тамошней экономики. Теперь вдруг выяснилось, что мне надо еще разбираться и в польских делах, а за ними я уже Бог знает сколько лет не слежу. Надеялся, что ты мне что-нибудь подскажешь, чтобы я не выглядел полным идиотом.
— Тебе, дружище, не грозит выглядеть идиотом ни при каком раскладе. Слушай.
И он ясным и точным языком принялся излагать историю польской экономики со времен «Солидарности». Я все понимал, все формулировки были четкими и схватывались легко — оставалось только надеяться, что наутро я буду в состоянии все это вспомнить.
— А что насчет девальвации? Не слишком ли они задрали свой валютный курс?
— Не то слово! — Войтек почти выкрикнул эти слова. Он встал и возбужденно заходил по кухне. — Мне уже надоело им об этом говорить! Девальвируйте злотый сейчас, прежде чем экономика рухнет окончательно! Лучше контролировать ситуацию и самим выбирать подходящий момент, а не ждать, пока кризис заставит это сделать.
— Так ты думаешь, они на это пойдут?
Войтек остановился, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Понятия не имею.
Он сделал ну очень невинное лицо, и я ему, конечно, не поверил. Он наверняка знал о предстоящих планах Польши — и одобрял их.
Мы выпили еще по одной, потом еще, и еще. Я понял, что пора отступать.
— Но ведь еще только десять часов! — запротестовал Войтек.
— Но мне к семи на работу. Это и так не радует, а если учесть, сколько я выпил…
— Уговорил! Шагай, рад был тебя увидеть, Ник.
Он обнял меня, и я оставил своего друга наедине с остатками водки.
Крутить педали наутро оказалось непростым делом. Голова гудела, во рту пересохло. У одного из магазинчиков я притормозил и купил пол-литра молока, которое не выпил, а в мгновение ока буквально втянул в свой исстрадавшийся организм. Слава Богу, ехать
Рикарду при виде меня расхохотался.
— Вижу, вчера ты честно выполнил свой долг.
— Черт, неужели заметно?
— Вполне. Ну, польза какая-то есть?
— Думаю, что поляки все-таки собираются девальвировать. — Я рассказал о разговоре с Войтеком и о том, что ему не удалось скрыть гордость оттого, что власти прислушались к его советам.
— Ты уверен, что его влияние действительно серьезно настолько, насколько кажется ему самому?
— Уверен.
— В таком случае молодец! — Он улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Пора заняться отладкой наших польских позиций.
Он вернулся к своему столу и взялся за телефон.
— Неплохо, — сказал Джейми. — Больше чем неплохо. Только не рассказывай мне, что ты играл в регби с врачом Бориса Ельцина.
— Что нет, то нет, — сказал я. — Войтек, пожалуй, мой потолок по части агентов влияния.
— Все равно, ты теперь фигура хоть куда. Только вот…
— Что?
— Выглядишь паршиво.
— Спасибо.
Я был доволен собой. Может быть, Рикарду удастся заработать на моей информации. Тогда он наверняка вспомнит о моем участии. Этого у него не отнять. Он умел отдавать долги.
Зазвонил телефон.
— Ник? Это Войтек.
Голос был хриплым и измученным. Похоже, после моего ухода он не прекратил возлияний.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — пробормотал он.
Я ухмыльнулся, как же, знаем.
— Вчера, Ник… Когда мы говорили насчет Польши. И девальвации. Ты помнишь, нет?
— Конечно. И спасибо, Войтек, это был полезный разговор.
— Ну да… Хм. Всегда рад помочь тебе, старому другу. Ник, я что-нибудь говорил о девальвации злотого?
О Боже! Я постарался, чтобы мой голос прозвучал бодро и уверенно:
— Нет, ты ничего не сказал.
— Это хорошо. Если бы финансовые рынки узнали о предстоящей девальвации от меня, серьезные люди перестали бы мне доверять.
— Конечно. Я понимаю. — В ушах у меня звенело. Щеки пылали.
— Ты можешь дать слово, что никому не скажешь о том, что мы с тобой… не обсуждали вчера вечером?
Черт! Черт, черт!
— Ник?
Что мне оставалось?
— Не волнуйся, приятель. Ты просто сделал для меня обзор текущих дел, вот и все.
Оставалось надеяться, что голос меня не выдаст. Хорошо, что Войтек не видел моего лица.
— Вот и хорошо. — Он произнес это с явным облегчением. — Рад был повидаться. Не пропадай, ладно?
— Конечно. До встречи.
Я положил трубку и сделал глубокий вдох. Подняв глаза, я увидел, что Рикарду направляется к моему столу.
— Отличная работа, Ник. Все пружины взведены. Надеюсь, что ты окажешься прав.
— Я прав, — буркнул я. Однако я чувствовал, что неправ, и всерьез неправ.