Бисер

Ройс Саша

— Так зачем ты эту комедию согласилась играть?

— Я не хотела. Матвей меня заставил!

— Да, все гости заметили, как он тебе руки выворачивал, — язвила Ёла.

— Хватит надо мной издеваться! — вскрикнула Елагина. — Мне и так хреново!

— Света, я тебе не враг. Рассказывай, что с Костей вышло.

Упоминание о Гедианове вызвал у Светы новый приступ рыдания.

— Чего ты ревёшь? Я же предупреждала тебя, что он замысловатый человек. Его не заарканить, понимаешь. Никакая любовь таких

людей не меняет. Сказки всё это. Они верны себе. Причем всегда!

— Я думала, что он меня полюбит!

— Полюбит — приголубит. Я понимаю, что тебе сейчас очень плохо, но не позволяй себе долго оставаться в этом пагубном для психики состоянии. Ты моя подруга и я тебе помогу справиться с ним! — Ёла присела рядышком со Светой и обняла её за плечи, словно мать ребенка.

— Ты простишь меня?

— Прощу, Светик, — она заботливо погладила подругу по плечу. — Что у тебя с Костей получилось? — поинтересовалась Ёла чуть позже.

— Ну… Мы два часа просидели в травмпункте.

Елагина старалась сдерживать слёзы.

— Затем врач осмотрел меня. Медсестра наложила повязку. И мы поехали к нему. Потом начался весь этот бредовый разговор, мол, мы не подходим друг другу…

Она дала себе слабину и зарыдала вновь, однако всё же нашла в себе силы продолжить.

— В общем, долго ему пришлось меня успокаивать. А потом он привёз сюда.

Света потупила взор.

— А Майе Сергеевне зачем соврала, что я виновата?

— Костя сказал, что ты лучше меня! — обиженно заявила Елагина.

Бровь Хмелевской удивленно изломилась.

— В каком контексте?

— Что ты не предательница, как я!

— Тоже мне, судья нашелся. Света, я разберусь с ним, — махнула рукой подруга.

Елагину охватил очередной приступ рыдания, она не смогла ничего ответить, только кивнула. Всхлипы затихли. Девушка промокнула глаза платком, отдышалась и ни с того ни с сего спросила:

— А какая кошка между тобой и Матвеем пробежала? Раньше я предполагала, что вы просто разные, и тебе всего лишь не нравятся его шутки и подколки, которыми он славится.

Подруга поднялась и подошла к окну. Елагина не торопила её, догадалась, что Хмелевская над чем-то всерьёз задумалась. Она пробежала ладонью по легкой и красивой занавеске амарантового цвета, и, плавно развернувшись к Свете, изрекла:

— Наверное, пора тебе во всем признаться.

Глава 13. Чай пить будете?

Но не успела Ёла сказать и слова, как послышался жуткий ор. Она застыла на месте.

— Это кто? — с изумлением глядя на Свету, спросила подруга.

Елагина скользнула взглядом по двери.

— Это папа! — почти шепотом ответила она. Секунду обождав, девушка соскочила с дивана. — Ты сиди здесь, а я схожу за успокоином по имени

мама.

— Неужели так всё опасно? — Хмелевская попыталась улыбнуться, а тело между тем покрывала мелкая дрожь.

— Ты себе не представляешь, как! — повела бровью подруга и нырнула в коридор.

Ёла ждала.

За ужасным криком последовала ругань, правда, слов было не разобрать, стены явно притупляли звук. Вот если открыть дверь…

Хмелевская поначалу держалась, ей не то чтобы было любопытно, скорее надоедливый зуд интуиции заставил на носочках подойти к двери и приоткрыть её.

В самом деле, звук пошёл чистый. Ёла на цыпочках вышла в коридор. На одном дыхании она сообразила, в какой из комнат происходит разговор. И по стеночке подкралась к злополучному кабинету, где бурно развивались события.

Подслушав небольшой отрывок диалога, Хмелевская вычислила «беседующих», ими оказались Леонид Николаевич и Матвей.

— Ты хотя бы мать пожалей! — вроде бы вразумительно начал глава семьи и резко заверещал во всё своё горло: — ты знаешь, сколько раз она твою задницу прикрывала!

— Отец!

— А я!? Она до сих пор о московской аварии ничего не знает! Не знает, что ты в госпитале месяц провалялся!

— Орать так будешь — псу под хвост твои старания! — монотонный голос Матвея звучал весьма напряженно.

— Молчать! — рявкнул Леонид Николаевич, и Ёла вздрогнула.

«Ну и дела. А на людях такой душка! — возникшая мысль заставила девушку приоткрыть рот. — А что там про аварию? А тебе какое дело? Иди ещё пожалей своего бедного Матвея! — Хмелевская закатила глаза. — И в самом деле, чего я здесь стою? И что я хочу услышать?»

— Ты зачем шалаву из Москвы припёр?

— Отец, ещё одно грубое слово и я за себя не ручаюсь, — терпение молодого человека было на исходе.

— Ты поднимешь руку на родного отца?

Последовавшее молчание Ёла расценила, как последний шанс, который Матвей дал Леониду Николаевичу. Тот словно одумался, стал подбирать слова и снисходительно сошел на громкий баритон, перестав, наконец, кричать. Хмелевская выдохнула.

— Скажи, сынок, ты вот зачем её привез?

— Это моя девушка. Мой выбор. Прими его, — уверенно лился голос Матвея.

Сердце Ёлы сжалось.

— Да. И когда же свадьба?

— Кто сказал, что я хочу жениться?

— Тогда позволь полюбопытствовать, что ты с ней собрался делать? Поматросить и бросить?!

— Отец, хватит. Достаточно уже!

В голосе Матвея Ёла различила порыкивающие ноты. Интуиция била глухую дробь.

«Как бы беда не случилась!» — подумала она, остро ощутив потребность вмешаться.

— Тогда просвети меня!

— Не дави! Наступит время — женюсь.

— И на «чёрненькой» женишься? — не унимался отец.