Бисмарк. «Железный канцлер»
Шрифт:
Герлах и другие лидеры «камарильи» относились к Бисмарку в тот период как к адъютанту, способному исполнителю, которого, однако, не привлекали к обсуждению и принятию серьезных решений. Именно поэтому он старался обеспечить себе поддержку не только «сверху», со стороны покровителей в Берлине, но и «снизу», активно контактируя с юнкерами округа Ерихов. «С сентября месяца я словно челнок между здешними местами, Берлином, Потсдамом и Бранденбургом, так что уже не могу видеть Гентинское шоссе» – писал он в декабре брату из Шёнхаузена [85] . Влияние молодого политика медленно, но верно росло, и он в целом был доволен происходящим. «Что касается политики, то там у меня все развивается в соответствии с моими пожеланиями, – писал он Иоганне, – и я благодарен Господу за то, что он доверил мне неоднократно и значительно послужить доброму делу» [86] . Во время ноябрьского переворота
85
WIA. Bd. 1. S. 198.
86
F"urst Bismarcks Briefe an seine Braut und Gattin. S. 110.
Начало 1849 года Бисмарк провел в предвыборной борьбе. Поскольку в родном округе шансов у него практически не было, ему пришлось выставить свою кандидатуру в более консервативном Бранденбурге. Здесь ему была обеспечена поддержка родственников жены, пользовавшихся в городе большим авторитетом. Однако и тут ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы хоть немного смягчить закрепившуюся за ним репутацию твердолобого реакционера. «Мы консервативны, да, очень, но все же не как Бисмарк» – описывал он настроения местных жителей в письме Иоганне [87] .
87
Kolb E. Op. cit. S. 29.
5 февраля ему удалось, с трудом собрав необходимое большинство голосов, стать депутатом нижней палаты ландтага. Консерваторы составляли в ней явное меньшинство – лишь 53 из 352 мест. Палата депутатов открыла свои заседания 26 февраля, однако уже два месяца спустя оказалась распущена, когда конфликт между либеральным большинством и короной оказался слишком серьезным. Непосредственным поводом для роспуска стало принятие резолюции об отмене военного положения в Берлине.
Чтобы избежать дальнейшего противостояния с парламентом, король внес серьезные изменения в процедуру выборов. В Пруссии было установлено так называемое «трехклассовое избирательное право», просуществовавшее вплоть до 1918 года. Суть этой системы заключалась в том, что все избиратели были разделены на три категории в зависимости от величины уплачиваемых ими налогов. Наиболее крупные налогоплательщики, уплачивавшие треть от общей суммы поступавших в казну налогов, составляли первый класс, а масса мелких налогоплательщиков, также в общей сложности платившие треть всех налогов – третий класс. Каждый класс налогоплательщиков выбирал треть от общего числа выборщиков, которые, в свою очередь, избирали депутатов. Пропорции при этом были таковы, что один голос избирателя из первого класса равнялся голосам трех избирателей из второго класса и двадцати – из третьего. В таких условиях консерваторы, пользовавшиеся значительной поддержкой среди имущих слоев населения, смогли на июльских выборах значительно усилить свои позиции в палате.
Бисмарк также оказался в числе депутатов. Его политическое кредо осталось неизменным – как писала одна из газет, в правой стене зала заседаний следовало бы сделать нишу, чтобы он мог сесть еще правее. К существующему парламенту он относился скептически, ему было бы больше по душе сословное представительство, в котором, однако, должны быть представлены люди из всех слоев общества, в том числе малоимущих. Бисмарк полагал, что «простой народ» в массе своей консервативен и верен королю. Он выступал против любых соглашений и компромиссов с либералами, на которые была готова часть консервативной партии. Осенью, посетив вместе с сестрой могилы павших в ходе берлинских уличных боев 18–19 марта 1848 года, он писал Иоганне: «Даже мертвым я не мог простить, мое сердце было полно горечи по поводу поклонения могилам этих преступников, на которых каждая надпись кричит о «свободе и праве» – насмешка над Богом и людьми» [88] .
88
F"urst Bismarcks Briefe an seine Braut und Gattin. S. 144.
Бисмарк уже окончательно порвал с карьерой сельского помещика – вслед за Книпхофом Шёнхаузен был в июле сдан в аренду. В распоряжении семьи остался только господский дом, но и он использовался нечасто. Бисмарк даже задумывался о продаже имения, поскольку финансовое положение было не блестящим; однако такой шаг поставил бы под угрозу его социальный статус, что было недопустимо.
К этому моменту Бисмарк уже стал отцом – 21 августа 1848 года родилась его дочь Мария. «Я рад, что первый ребенок – девочка, но даже если бы это была кошка, я благодарил бы Господа на коленях в тот момент когда Иоганна разрешилась от бремени» – писал он свекру [89] . Осень Иоганна и Мария провели в Шёнхаузене. Отто даже пытался в какой-то момент привлечь жену к своей деятельности, поручив ей небольшую агитационную работу, однако потерпел неудачу. Значительную часть времени Иоганна находилась в Рейнфельде, в имении своих родителей.
89
WIA. Bd. 1. S. 187.
Весной 1849 года семейство переехало в Берлин. Правда, жить им приходилось в довольно стесненных условиях. Половину съемной квартиры занимала Мальвина со своим мужем Оскаром фон Арнимом, который также являлся депутатом ландтага. Три комнаты, которые достались семейству Бисмарков, имели отдельный вход. Тем не менее, Иоганну угнетала жизнь в одной квартире с сестрой мужа – тесная связь между Мальвиной и Отто, несмотря на свой родственный характер, заставляла ее ревновать. Как и всегда в дальнейшем, она не показывала своей ревности, отчего, вероятно, страдала еще больше.
Летом Иоганна уехала в Шёнхаузен, а Бисмарк жил у своего друга Ганса Клейст-Ретцова. Осенью он снова снял для семьи небольшую квартиру на Беренштрассе. 28 декабря 1849 года у супругов родился сын Герберт. Иоганне жизнь в большом городе с маленькими детьми окончательно пришлась не по вкусу, и она в начале 1850 года уехала к родителям в Рейнфельд. И она, и дети часто болели; Бисмарк ходил к врачам, а потом в письмах передавал жене их советы.
После отъезда Иоганны Бисмарк снял меблированную комнату, а затем маленькую квартиру на той же Беренштрассе. До лета 1851 года супруги виделись лишь эпизодически. Один из современников описывал Бисмарка в те дни как высокого грузного мужчину с рыжими бакенбардами, приплюснутым носом, насмешливой улыбкой над тяжелым подбородком и ясными умными глазами [90] .
90
Richter W. Op. cit. S. 59.
К лету 1849 года на первый план в Пруссии вышла германская политика. Это было связано, в первую очередь, с кризисом общегерманского Национального собрания, заседавшего во Франкфурте-на-Майне. Здесь столкнулись две точки зрения на объединение страны. Так называемое «великогерманское» решение предусматривало создание единого государства с участием Австрии, в границах которого оказались бы все немцы, жившие в Германском союзе, однако также и многочисленные народы, населявшие Габсбургскую монархию – венгры, хорваты, итальянцы, словаки… Получавшееся в итоге государственное образование превращалось в огромного неповоротливого монстра, который с трудом мог претендовать на то, чтобы считаться национальным государством немцев. Единственным способом избежать этого мог стать распад Австрийской империи, при котором к Германии отошли бы ее территории, населенные немцами, а балканские владения оказались бы предоставлены самим себе. Однако это представлялось маловероятным из-за позиции австрийских политиков. Поэтому большинство заседавших во Франкфурте депутатов являлись сторонниками так называемого «малогерманского» варианта – объединения Германии без Австрии.
Именно такое решение было принято во франкфуртском Национальном собрании в 1849 году, когда наконец завершились многомесячные прения по вопросу о будущем страны. Однако у первого общегерманского парламента уже отсутствовали ресурсы для того, чтобы провести его в жизнь. Разработанная и принятая в конце марта конституция единой Германии была в таких условиях не более чем клочком бумаги. В этой ситуации Национальное собрание предложило императорскую корону прусскому королю Фридриху Вильгельму IV – по сути, это был жест отчаяния, попытка в последний момент спасти мечту о едином немецком отечестве.
Прусский король в апреле 1849 года высокомерно отверг предложенную корону, заявив, что с удовольствием принял бы ее из рук германских монархов, а не деятелей революции. 21 апреля предложение франкфуртского Национального собрания стало предметом обсуждения в прусском ландтаге. Бисмарк, взяв слово, четко и недвусмысленно обозначил свою позицию, совпадавшую со взглядами большинства консерваторов. Пруссия, заявил он, не имеет права растворяться в Германии, она должна в первую очередь сохранить себя. Прусская и общегерманская конституции в их нынешнем виде сосуществовать не могут; пожертвовать первой ради второй значило бы пойти наперекор интересам монарха и всей страны. «Германского единства хочет каждый, кто говорит по-немецки, – завершил он свою речь, – но я не желаю его при такой конституции». Пруссия должна «быть в состоянии диктовать Германии законы, а не получать их от других» [91] . Завершение речи звучало весьма эффектно: «Франкфуртская корона может быть весьма блестящей на вид, однако золото, которое придаст ей истинный блеск, она может приобрести только за счет того, что в нее будет вплавлена корона прусская. Однако я не верю, что переплавка в форму этой конституции будет удачной».
91
WIA. Bd. 1. S. 213.