Бисмарк
Шрифт:
Разбитое сердце, испорченная карьера, огромные долги – такой неутешительный баланс Бисмарк подвел к концу 1837 года. Иметь дело с кредиторами пришлось еще довольно долго. Несколько проще было со службой. Хотя Бисмарк даже не потрудился на обратном пути из Швейцарии в Книпхоф заехать в Ахен – там его ждали только рассерженные начальники и многочисленные кредиторы, – ему разрешили продолжить карьеру в правительственном президиуме Потсдама. Как язвительно написал Арним, «можно только одобрить высказанное Вами пожелание перейти в королевскую администрацию старых прусских провинций, чтобы вернуться к напряженной служебной деятельности, к которой Вы безуспешно стремились в условиях Ахена» [49] .
49
Engelberg E. Op. cit. S. 146.
В Потсдаме, где Бисмарк приступил к работе в декабре 1837 года, он сделал
50
WIA. Bd. 1. S. 18.
В Пруссии с 1814 года существовала всеобщая воинская повинность, распространявшаяся на все слои населения: каждый юноша должен был отслужить три года. Однако для отпрысков обеспеченных семей существовал способ облегчить себе жизнь, записавшись в так называемые «добровольцы с одногодичным сроком службы». Такой доброволец сам обеспечивал себя всем необходимым, а его служба представляла собой, по сути, подготовку к получению офицерского чина, после чего он переводился в резерв.
Бисмарк был зачислен в Гвардейский егерский батальон, однако и здесь особого рвения не проявлял. Более того, юноша стремился поскорее распрощаться с казармой. Весной он пытался оказаться в своем батальоне как можно позднее, чтобы сократить общий срок пребывания в строю, летом сделал безуспешную попытку прервать службу, сославшись на состояние здоровья, а затем постоянно испрашивал отпуск, чтобы навещать больную мать (как мы понимаем, не более чем предлог, учитывая их отношения). В своем отношении к перспективам военной службы Бисмарк был совершенно последователен, отрицая для себя всякую возможность строить карьеру профессионального офицера, столь типичную для прусских дворян, включая многих представителей его собственного рода.
Это может показаться парадоксальным читателю, в памяти которого отпечатались парадные портреты «железного канцлера»: кирасирская униформа, рука на эфесе сабли, на голове – блестящая медная каска, увенчанная острой пикой. Довольно странным это выглядит и с учетом традиций его семьи. После смерти Бисмарка в борьбе за память о нем оказалось пролито немало чернил в попытках доказать, что он являлся по своему характеру настоящим солдатом и руководствовался в своих решениях армейским духом [51] . Реальность выглядела прямо противоположным образом. Бисмарк, конечно, не был пацифистом; он считал армию важнейшим инструментом в руках великой державы. Однако никакой эмоциональной связи с вооруженными силами, характерной для стольких его современников, у него не было. Возможно, здесь свою роль сыграл пример отца, еще в молодые годы оставившего военную карьеру. Впоследствии, уже будучи главой правительства, Бисмарк жестко пресекал все попытки военного руководства распространить свое влияние на политическую сферу.
51
См. напр. Hass H. Der Kanzler und das Heer. Berlin, 1939.
Если на ниве гражданской службы он полностью провалился, а военная ни капли его не прельщала, что оставалось делать молодому дворянину? Лишь одно: удалиться в свое поместье и управлять им, воплощая в жизнь тот самый сценарий, который всего несколько лет назад казался ему самому шуткой. Родители не стали перечить; мать уже была смертельно больна раком, к тому же аргументы в пользу сделанного выбора оказались весьма весомыми: не только загубленная карьера, но и накопившиеся долги, а также необходимость вплотную заняться имениями, находившимися не в лучшем экономическом состоянии. Идею о том, чтобы Отто занялся управлением поместьями, поддерживал и отец. Еще в 1838 году он писал сыну: «Тебе было бы лучше заняться имением, чем оставаться на государственной службе» [52] . Последняя, по мнению отца, не будет приносить никаких доходов и только помешает созданию нормальной семьи.
52
Цит. по: Marcks E. Op. cit. S. 157.
Однако не все оказались согласны с принятым решением, в том числе старший брат Бернгард. А кузина и юношеская любовь Бисмарка, Каролина фон Малорти, в длинном письме призывала его не дать пропасть выдающимся талантам: «У Вас великолепные знания языков; география и статистика – Ваши любимые предметы; Вы можете принести большую пользу Отечеству» [53] .
На послание кузины будущий канцлер написал пространный ответ, без цитирования которого опять же не обходится ни одна его биография. И это далеко не случайно: Бисмарк подвел в нем своеобразный итог последних нескольких лет своей жизни и изложил свои убеждения. Приводя многочисленные доводы, побуждающие его оставить государственную службу, он писал о том, что способен приносить пользу обществу и в роли помещика. Однако ключевая причина заключается в том, что его «честолюбие больше стремится к тому, чтобы не подчиняться, чем к тому, чтобы повелевать» [54] . Далее он описывал незавидное положение государственного служащего: «Деятельность отдельных чиновников у нас подразумевает мало самостоятельности, причем это касается и наиболее высокопоставленных; у всех же остальных она в целом ограничивается тем, чтобы двигать административную машину по однажды проложенным рельсам. Прусский чиновник похож на музыканта в оркестре; играет ли он первую скрипку или на треугольнике, он вынужден исполнять свою партитуру, не видя и не влияя на целое, так, как ему предписано, вне зависимости от того, нравится это ему или нет. Однако я хочу играть ту музыку, которую считаю хорошей, или вообще не играть» [55] .
53
Цит. по: Engelberg E. Op. cit. S. 149.
54
GW. Bd. 14/I. S. 14.
55
GW. Bd. 14/I. S. 15.
Этого принципа он придерживался до самого конца своей жизни. Бисмарк в любой ситуации и на любой должности стремился действовать в соответствии с собственными воззрениями, и никому – включая монарха – не удавалось добиться от него простого исполнения приказов. Роль сельского помещика привлекала молодого человека тем, что он наконец-то становился своим собственным начальником, никому не подвластным и не подотчетным. Он прекрасно понимал, что выбранный путь не будет простым и беззаботным, но был к этому вполне готов.
Вильгельмина скончалась 1 января 1839 года. К этому моменту Бисмарк уже начал целенаправленную подготовку к предстоящей хозяйственной деятельности. Последние несколько месяцев военной службы он провел во 2-м егерском батальоне, входившем в состав II армейского корпуса и дислоцированном в померанском Грейфсвальде [56] , что дало ему возможность посещать занятия в недавно основанной Королевской экономической и сельскохозяйственной академии. Насколько широко он воспользовался этой возможностью, доподлинно неизвестно, однако его стремление расширить свои познания об аграрной сфере несомненно: он даже писал своему другу Кейзерлингу, выбравшему для себя после окончания Берлинского университета естественно-научную стезю, с просьбой порекомендовать новейшие научные труды о земледелии. На Пасху, окончательно покинув казарму, он уехал в родные поместья.
56
Уже после смерти рейхсканцлера 16 июня 1913 года этот батальон получит его в качестве вечного шефа и станет именоваться 2-м (Померанским) егерским князя Бисмарка батальоном.
В октябре 1839 года Бисмарк поставил точку в своей карьере чиновника, подав в отставку с государственной службы, на которой формально еще продолжал числиться. «Если господину фон Бисмарку удастся преодолеть свою личную лень, он будет способен ко всем высоким государственным должностям» – таков был вердикт начальства [57] . Лень у талантливых людей объясняется, как правило, недостатком мотивации и дисциплины. С дисциплиной у Бисмарка действительно все было не очень хорошо; что касается мотивации, то желание быть винтиком огромной бюрократической машины тоже полностью отсутствовало.
57
Цит. по: Richter W. Op. cit. S. 28.
В деревенской глуши Бисмарк надеялся обрести внутренний покой. В конечном счете все его прежние неудачи и поражения объяснялись в первую очередь внутренними метаниями, долгими и бесплодными поисками самого себя. Молодой человек был словно соткан из крайностей. Честолюбие, принимавшее порой нездоровые масштабы, и стремление во всем быть первым соседствовали в нем с неспособностью долго и упорно трудиться, а также подчиняться строгой дисциплине. Он крутил многочисленные романы, неоднократно подумывал о женитьбе – и все же в значительной степени страшился того, что узы брака могут стать тяжкими оковами. Он стремился взять от жизни все, погрузиться в пучину удовольствий, создать себе образ неудержимого кутилы – и в то же время отличался любовью к литературе и искусству. Разумеется, большинству современников его душевные метания и внутренние противоречия были совершенно не интересны; в Бисмарке видели молодого повесу, легкомысленного прожигателя жизни, неспособного к сколько-нибудь серьезной деятельности. Такая репутация сопровождала его еще долгие годы, как и шлейф долгов, оставшихся от веселой юности на берегах Рейна.