Битая грань
Шрифт:
А рассвет встречала в Париже, если честно, не веря ни себе, ни своим глазам, ни своим ощущениям… Только Саше, который, казалось, вообще ничего невероятного в этом не видел. Своему мужу всегда и во всем доверяла.
Им повезло невероятно, по правде говоря: рейс был вечером этого же дня, три с половиной часа полета — и к полуночи они уже до отеля добрались. Хотя, если бы их не устроил такой вариант, имелся и иной, с одной пересадкой в Риме, и в Париж прибыли бы к пяти утра…
— В Риме я тоже побывать мечтала, — только и смогла на это ответить совершенно дезориентированная Катя. — Но
— Окей, — рассмеялся Саша, передав это агенту. — И, Игорь, ты нам и в Риме найди какие-то варианты… Вообще, продумай, может, программу недели на две-три. А то мы сто лет в отпуск не выбирались, даже в свадебное путешествие не ездили. Надо же нам оторваться… — и с таким вот запросом они побросали в чемодан первое, что под руку попадалось, и понеслись в аэропорт.
Человек от агентства с документами встречал их уже у стойки быстрой регистрации.
— Поверить не могу, — раз пять, наверное, повторила уставшая, сбитая с толку, невероятно счастливая Катя, глядя, как встает солнце, заливая первыми лучами узкие улочки старой части города из окна отеля.
А с небольшого балкончика их номера была видна башня… Да! Та самая! И совсем же близко! Сказка, не иначе!
— Не верь, — лениво позволил Саша, не особо просыпаясь еще, учитывая, что они легли не так давно. Это ей не спалось. Муж же спокойно повернулся на другой бок. — Наслаждайся, главное, котена.
— Я пытаюсь, — рассмеялась Катя совершенно искренне, вдруг поняв, что ей действительно хорошо.
И голову таки удалось развеять… Саша всегда был ее спасением от любых проблем и угроз: что реальных, что созданных разумом. И за это обожала своего мужа только сильнее!
Париж оставил в ней двоякое ощущение. Катя была очарована и поражена этим городом, как историческим и культурным местом. Ее бесконечно покорил Лувр, куда она уговорила Сашу сходить дважды, хорошо, агентство порекомендовало им прекрасного гида в сопровождающие. Понравились Кате и кораблики на Сене. Разумеется, как же без этого (!), она попробовала и круассаны, и макарун, и клубнику в шоколаде, которой уже торговали на всех перекрестках. Здесь все буквально дышало событиями, историей, именами, известными во всем мире, зданиями, многие из которых и сами давно стали брендами… Но… имелись и нюансы. Вероятно, как и везде, которые вносили свои правки.
Саша только посмеивался, когда она избегала шумных и громких толп, которыми была заполнена эта «туристическая Мекка». Но с удовольствием, которое тоже не скрывал, исследовал с ней все эти улочки, церкви, памятники и парки.
Однако дней через пять, наверное, муж заметил, что первое впечатление прошло, и, несмотря на все еще увлеченный восторг, с которым Катя кружила по невероятному зданию Оперы, нет-нет, а в ее голове мелькали тревожные и невеселые мысли.
— Я так понял, что тебе времени «отойти» нельзя давать, — хмыкнул на это Ольшевский.
И через два дня они таки оказались в Риме…
Их европейские каникулы длились три недели.
— Жаль, до Португалии в этот раз не успели доехать, — полушутя, полуискренне заметила Катя, когда Саше все же пришлось вспомнить о реальности — дела требовали его возвращения.
— Нагоним в следующий
— Нагоним, — согласилась Катя, которой за эти недели все же удалось и переключиться, и встряхнуться. Обняла любимого, пока они в VIP-зале ждали посадку на рейс, наслаждаясь этими объятиями. — Да и я уже устала немного, если честно. Домой хочу, — призналась, уткнувшись в щеку Саши.
— Значит, все вовремя, — довольно усмехнулся муж, обнимая ее также крепко. — «Домой» в квартиру или в дом, малышка? — приподнял ее подбородок, видимо, решив, что после перерыва Кате будет легче принять решение.
И не так уж ошибся, если честно.
— Знаешь, давай, квартиру продавать не будем, но… Мне в дом хочется, прониклась и кайфую от этого пространства, от участка, — не отказалась, когда Саша к ее губам свою чашку с кофе прижал, видно заметил, что все же устала.
— Мне тоже как-то в доме уже привычней, — понимающе хохотнул Ольшевский. — Хотя еще полгода назад ни за что не поверил бы, — допил то, что осталось в чашке, и откинулся на спинку диванчика, притянув Катю к себе на грудь. — С Леней мы вечно спорили, что удобней, а оно вон как вывернуло.
Дома жизнь и обыденные дела закружили быстро и с головой, но это послевкусие их поездки осталось внутри Кати, как и множество сувениров, что привезли с собой (уезжали с одним чемоданом, наспех, а вернулись с двумя, и один под завязку всякими статуэтками, башнями, колизеями, чашками, монетками и прочей дребеденью заполнила). Расставила это все по дому и наслаждалась, проходя мимо, любуясь, вспоминая, как они с Сашей от внезапного ливня убегали, пытаясь найти убежище хоть где-то у Эйфелевой башни, прятались под навесом кафе, пили горячий кофе, откусывая от одного круассана… Это здорово помогало сохранять энергию и бодрость для забот, которые не всегда легкими оказывались. Да и гормоны понемногу выравнивались, что радовало Полину Сергеевну и Катю тоже — меньше тревожности и надломленности внутри ощущала.
Глава 29
ГЛАВА 29
В приюте был один мальчишка… Максим. Даже парень уже, считай, шестнадцать лет. В чем-то типичная судьба для воспитанника: отец в колонии отбывает срок, мать лишили права на опеку из-за вечного пьянства. Других родственников, пожелавших оформить опеку над мальчуганом, не нашлось, и он попал сюда. Было это четыре года назад, по рассказам и директора, и Маши.
Поначалу особых проблем не возникало: отчужденность, задиристость и замкнутость в таких случаях естественна и понятна. Только никак не удавалось никому к нему подход найти. Даже психолог, хороший, квалифицированный, которого для приюта нашли и оплачивали через фонд Маши, периодически опускал руки. Они не могли заставить парня открыться, а Максим упорно не шел на контакт, отвергая любую помощь или попытку общения. У него не было друзей среди остальных детей, и не сказать, что агрессивный или жестокий, но ощущалось в нем какое-то… отсутствие границ, что ли.