Битва королей
Шрифт:
— Остер ли твой меч, Джон Сноу? — спросил Куорен через мигающий костер.
— Он у меня из валирийской стали. Мне его подарил Старый Медведь.
— Помнишь ли ты слова своего обета?
— Да. — Разве такие слова забудешь? Произнеся их, назад уже не возьмешь. Они меняют твою жизнь навсегда.
— Давай повторим их еще раз, Джон Сноу.
— Как хочешь. — Два голоса слились под восходящей луной. Их слушал Призрак, и горы стояли вокруг, как свидетели. — Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти. Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям. Я не надену
Они умолкли, и настала тишина — только костер потрескивал да тихо вздыхал ветер. Джон сжимал и разжимал обнаженные пальцы, перебирая в уме эти слова и моля отцовских богов дать ему силы умереть достойно, когда его час придет. Ждать уже недолго. Лошади совсем выбились из сил, а конь Куорена, пожалуй, и дня не протянет.
Костер уже догорал, и тепло уходило.
— Он скоро угаснет, — сказал Куорен, — но если падет Стена, огни угаснут во всем мире.
Джон, не зная, что на это ответить, молча кивнул.
— Может, нам еще удастся уйти, — а может, и нет.
— Я не боюсь смерти. — Джон лгал только наполовину.
— Так просто ты не отделаешься, Джон.
— Как так? — не понял юноша.
— Если они догонят нас, ты должен будешь сдаться.
— Сдаться? — недоверчиво повторил Джон. Одичалые не брали в плен тех, кого называли воронами. Они убивали их на месте, если только… — Но они щадят только клятвопреступников. Которые переходят к ним, как Манс-Разбойник.
— И ты.
— Нет. Ни за что. Я не сделаю этого.
— Сделаешь. Я приказываю тебе.
— Приказываешь? Но…
— Наша честь стоит не больше нашей жизни, когда речь идет о безопасности всех людей. Ты брат Ночного Дозора — так или нет?
— Да, но…
— Никаких «но», Джон Сноу. Либо да, либо нет.
— Да. Я брат Ночного Дозора, — выпрямился Джон.
— Тогда слушай меня. Если нас догонят, ты перейдешь к ним, как советовала тебе та девушка, твоя пленница. Они могут потребовать, чтобы ты изрезал свой черный плащ, чтобы ты поклялся им могилой своего отца, чтобы ты проклял своих братьев и своего лорда-командующего. Ты не должен колебаться, что бы они ни попросили. Делай то, что они велят… но в сердце своем помни, кто ты есть. Дели с ними дорогу, еду, сражайся с ними рядом — и примечай.
— Что примечать?
— Если бы я знал… Твой волк видел ямы в долине Молочной. Что они ищут в такой глуши? Нашли они это или еще нет? Ты должен это узнать, прежде чем вернешься к лорду Мормонту и своим братьям. Таков долг, который я возлагаю на тебя, Джон Сноу.
— Хорошо, я все сделаю, но… ты ведь скажешь им? Старому Медведю хотя бы? Скажешь, что на самом деле я не нарушал клятвы?
Глаза Куорена по ту сторону костра казались двумя колодцами тени.
— Когда увижу его, скажу непременно. Подкинь-ка еще дров. Надо, чтобы костер горел ярко.
Джон пошел нарубить еще веток и, ломая каждую пополам, стал бросать их в костер. Дерево, давно высохшее, в костре снова ожило, и резвые плясуньи закружились на каждой хворостине в своих красных, желтых и оранжевых платьях.
— Хватит, — резко бросил Куорен. — Едем.
— Едем? — За костром караулила темная холодная ночь. — Но куда?
— Назад. — Куорен сел на своего усталого коня. — Надеюсь, костер отведет им глаза. Поехали, брат.
Джон натянул перчатки и поднял капюшон. Даже лошадям не хотелось уходить от огня. Солнце давно село, и только серебристый месяц освещал неверную дорогу. Джон не знал, что у Куорена на уме, но надеялся на лучшее. Ему не хотелось изображать из себя клятвопреступника, даже ради самой благой цели.
Они ехали осторожно, так тихо, как только возможно для верховых, пока не оказались у входа в узкое ущелье, откуда между двух гор вытекал ледяной ручеек. Джон помнил это место — здесь они перед закатом поили лошадей.
— Вода замерзает, — заметил Куорен, сворачивая в сторону. — Если бы не это, мы поехали бы прямо по ней, но если мы проломим лед, они могут это заметить. Держись поближе к утесам. В полумиле отсюда будет поворот — он нас спрячет. — Куорен въехал в ущелье, и Джон, бросив последний грустный взгляд на горящий вдалеке костер, последовал за ним.
Чем дальше они ехали, тем теснее смыкались утесы с обеих сторон. Лунная лента ручья вела их к своему истоку. Каменные берега обросли льдинками, но под тонкой коркой еще журчала вода.
Скоро дорогу им загородил большой обвал, но крепконогие лошади преодолели осыпь. Скалы сошлись почти вплотную — впереди шумел водопад. В воздухе стоял туман, похожий на холодное дыхание громадного зверя. Вода при луне сверкала серебром. Джон испуганно огляделся. Да ведь это же тупик! Они с Куореном еще могли бы вскарабкаться на утес, а лошади? Пешими они далеко не уйдут.
— Давай быстрей, — скомандовал Куорен и проехал, большой на маленькой лошади, по обмерзшим камням прямо сквозь водяной занавес. Когда он исчез, Джон тронул своего коня каблуками и двинулся следом. Конь упирался что есть мочи. Ледяные кулаки воды обрушились на них, и от холода у Джона остановилось дыхание — но тут он, промокший насквозь и дрожащий, оказался на той стороне.
Трещина в скале едва позволяла проехать конному, но дальше скалы расступались, и почву покрывал мягкий песок. Брызги стыли у Джона в бороде. Призрак проскочил сквозь водопад, отряхнулся, подозрительно принюхался к темноте и задрал ногу у скалы. Куорен уже спешился, и Джон сделал то же самое.
— Ты знал про это место?
— Когда я был не старше тебя, один брат рассказывал, как гнался за сумеречным котом сквозь этот водопад. — Он расседлал коня, снял с него уздечку и расчесал пальцами косматую гриву. — Этот путь ведет нас сквозь сердце горы. На рассвете, если нас не найдут, двинемся дальше. Первая стража моя, брат. — Куорен сел на песок спиной к скале — смутная тень во мраке пещеры. Сквозь шум падающей воды Джон расслышал тихий шорох стали о кожу. Полурукий обнажил меч.
Джон снял мокрый плащ, но холод и сырость не позволяли раздеться дальше. Призрак растянулся рядом и лизнул его перчатку, а потом свернулся клубком. Джон был благодарен ему за тепло. Горит ли еще их костер или уже погас? Если Стена падет, огни погаснут во всем мире… Луна, светя сквозь водяной занавес, ложилась бледной полосой на песок. Потом и она погасла, и стало темно.