Битва при Кадеше
Шрифт:
Аша, возможно, был не прав, провоцируя сирийца, но, открывая свой секрет, он надеялся спасти свою жизнь.
В нарядной одежде император Муваттали вышел из своего дворца, сопровождаемый охраной, прятавшей его от взглядов прохожих и укрывавшей от возможного нападения лучника, притаившегося на крыше какого-нибудь здания. Благодаря объявлениям глашатаев все знали, что правитель Хеттской империи должен был отправиться в большой храм нижнего города, чтобы молить бога грозы о милости.
Не существовало более торжественного способа ввести Хеттскую империю в состояние войны и собрать все силы на окончательную победу.
Из темницы Аша слышал крики, приветствующие появление императора. Он также понял, что окончательное решение принято.
Все множество хеттских божеств находилось во власти бога грозы. Жрецы вымыли статуи, чтобы избежать гнева небес. Больше ни один хетт не должен был высказывать сомнения или недовольства, пришло время действовать.
Жрица Путухепа произнесла слова, превращающие богинь плодородия в опасных воительниц. Затем она воткнула в тушу свиньи семь железных, бронзовых и медных гвоздей, чтобы заставить будущее подчиниться воле императора.
Во время чтения молитв взгляд Муваттали остановился на сыне Урхи-Тешшубе, одетом в панцирь, со шлемом на голове, обезумевшего от радости при мысли о вступлении в войну. Хаттусили оставался холодным и непроницаемым.
Эти двое мало-помалу уничтожили своих соперников и составляли с Путухепой маленькую группу людей, приближенных к императору. Но Урхи-Тешшуб ненавидел Хаттусили и Путухепу, отвечавших ему тем же.
Война с Египтом позволит разрешить Муваттали внутренние конфликты, расширить территорию и утвердить свою власть на Востоке и в Азии, а затем продолжить завоевания. Не пользовался ли он в самом деле божественной милостью?
Когда церемония закончилась, император пригласил военачальников на прием, начавшийся выносом четырех различных блюд. Дворцовый виночерпий поставил первое на царский трон, второе — возле очага, третье — на стол почестей, четвертое — у порога зала. Потом приглашенные начали так объедаться и напиваться, словно они ели в последний раз.
Когда Муваттали встал, смех и разговоры смолкли. Даже самые опьяневшие постарались принять достойный вид.
Одно событие, одна единственная деталь еще могла отдалить начало войны.
Император и его свита выехали из столицы через ворота Сфинксов в верхнем городе. Они направились к скалистому холму. Муваттали, Урхи-Тешшуб и Путухепа вскарабкались на его вершину.
Они застыли неподвижно, устремив глаза к облакам.
— Вот они! — воскликнул Урхи-Тешшуб.
Сын императора натянул тетиву лука и прицелился в одну из хищных птиц, летевших над ними. Метко пущенная стрела пронзила ей горло.
Воин принес птицу главнокомандующему. Урхи-Тешшуб вспорол ей ножом живот и вынул руками теплые внутренности.
— Посмотри на них, — приказал Муваттали Путухепе, — и скажи, благосклонна ли к нам судьба.
Морщась от неприятного запаха, жрица все же выполнила свою работу, разглядывая расположения внутренностей хищника.
— Благосклонна.
Военный клич заставил вздрогнуть горы Анатолии.
Глава 49
Большой совет Фараона, на котором присутствовали многие придворные, начался тревожно. Сановники сидели с кислыми лицами, высшие чиновники жаловались на отсутствие четких указаний, авгуры предсказывали военную катастрофу. Барьер, образуемый Амени и его службой, больше не мог защитить Рамзеса. Все ждали объяснений.
Когда Рамзес сел на трон, зал для аудиенций был переполнен. Он попросил старшего сановника задавать полученные им вопросы, чтобы в зале не было беспорядка и тысячелетнее достоинство фараоновского правления было сохранено. Варвары спорили, кричали и перебивали друг друга. В противоположность им при египетском дворе слово брали по очереди и слушали выступающих.
— Ваше Величество, — объявил старший сановник, — страна встревожена и хочет знать, действительно ли нам угрожает война с хеттами.
— Да, угрожает, — ответил Рамзес.
За этим коротким и ужасающим заявлением последовало длительное молчание.
— Она неизбежна?
— Неизбежна.
— Наша армия готова сражаться?
— Ремесленники работали с рвением и не ослабляют своих усилий. Нам бы не помешали еще несколько месяцев, но их у нас нет.
— По какой причине, Ваше Величество?
— Наша армия в самом ближайшем будущем отправляется на север. Сражение произойдет вдали от Египта. Так как Ханаан и Амурру усмирены, мы пересечем их, не подвергаясь никакой опасности.
— Кого вы назначите главнокомандующим?
— Я сам буду командовать армией. Во время моего отсутствия Великая Супруга Фараона Нефертари будет управлять Египтом с помощью царицы-матери Туйи.
Старший сановник забыл об остальных вопросах. Теперь они не представляли уже никакого интереса.
Гомер курил листья шалфея, набитые в большую раковину улитки, служившую ему трубкой. Сидя под своим лимонным деревом, он наслаждался теплом весеннего солнца, чей жар облегчал его боли в суставах. Длинная, надушенная цирюльником борода облагораживала его лицо, испещренное морщинами. На коленях поэта мурлыкал черно-белый кот.
— Я надеялся увидеться с вами до вашего отъезда, Ваше Величество. Ведь это большая война, не так ли?
— На карту поставлена жизнь Египта, Гомер.
«Словно как маслина древо, — написал я, — которое муж возлелеял В уединении, где искипает ручей многоводный, Пышно кругом разрастается; зыблют её, прохлаждая, Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым; Но внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим, С корнем из ямины рвет и по черной земле' простирает.» [14]14
Пер. Н. Гнедича (Прим. ред.).