Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда
Шрифт:
Гвардии старшина Стеценко горько усмехнулся. Для многих советских граждан, воспитанных в духе патриотизма, сдача в плен была немыслимым поступком – позором. Но он видел, как сдавались в плен целыми подразделениями, как красноармейцы стреляли по дезертирам и трусам. Тогда, в проклятом июне сорок первого, в неразберихе и бардаке трудно было собраться и воевать. И все это стоило Красной Армии тысяч солдат – убитых, раненых и плененных.
А в Сталинграде в конце июля уже поползли самые невероятные слухи: «Немцы на Дону!», а это всего 60–70 километров к западу. «Немцы под Красноармейском и скоро выйдут к Волге!» – а это уж и вовсе рядом, на юге.
Надежда была, что на оборонительных укреплениях, которые начали строить еще с осени 1941 года и усиленно продолжали достраивать в сорок втором году, немцев уж точно остановят. Но остановят ли…
Но в целом сталинградцы относились ко всем этим слухам весьма спокойно, если даже не сказать скептически. Вот такой парадокс: на пристанях эвакуируемые затаптывали людей насмерть, а в самом Сталинграде на слухи о приближении гитлеровцев реагировали спокойно.
А дело с кажущимся противоречием разрешалось весьма просто. Бежали из Сталинграда как раз те, кто уже эвакуировался из Украины, Молдавии, европейской части России… Они уже знали на собственном горьком опыте о том, как накатывают беспощадные волны захватчиков. Как воют пикировщики над беззащитным эвакопоездом… А вот коренные сталинградцы как раз готовились к обороне города.
К тому же 19 июля Сталинградский обком партии принял решение «О борьбе с распространением слухов».
Кроме этого, лично Иосиф Сталин обратился к горожанам и армии: решительно покончить с эвакуационными настроениями – ни о какой эвакуации заводов не может быть и речи! Необходимо повышать темпы выпуска танков, пушек, снарядов, вести решительную борьбу с трусами и паникерами.
В конце своего выступления Сталин добавил: «Сталинград не будет сдан»!
В домике никого не было. Гвардии старшина Стеценко оставил продукты в чулане. А молодая хозяйка была мобилизована. Целыми днями она была на «земляных работах» – так сталинградцы называли мобилизацию на строительство укреплений вокруг родного города.
Цепи противотанковых рвов и окопов, проволочных заграждений и стальных «ежей» опоясали подступы к Сталинграду. Их начали строить еще с осени 1941 года и продолжали достраивать в сорок втором. На этих работах были задействованы все гражданские из города и всей Сталинградской области вместе с саперными подразделениями.
Рубежей было три: внешний обвод на западе шел по реке Дон, средний – частично по реке Малая Россошка, а внутренний оборонительный рубеж был создан на подступах к самому городу.
Сотни тысяч тонн каменистой земли перевернули руки сталинградцев, чтобы создать оборонительные рубежи для красноармейцев. По восемь – десять часов под палящим солнцем с лопатами и кирками в руках они долбили и рыли плотный каменистый суглинок.
И вскоре гвардии старшему сержанту Степану Никифоровичу Стеценко довелось принять первый бой на этих рубежах.
Как уже сказано было ранее, курсы младших командиров Степан Никифорович совмещал с работой в экспериментальном отделе КБ легких танков Сталинградского тракторного завода. А поскольку он был зенитчиком, то послали его в сопровождение колонны новеньких заводских «тридцатьчетверок» на пулеметной установке противовоздушной обороны.
Это была обычная «полуторка», в кузове которой был установлен крупнокалиберный пулемет «ДШК», оснащенный коллиматорным прицелом для стрельбы по воздушным целям.
В отличие от танковой установки со спаренными пулеметами, в кузове монтировался одиночный ДШК. Гвардии старший сержант уже достаточно изучил этот пулемет, это было весьма грозное оружие.
Задание на создание первого советского крупнокалиберного пулемета, предназначенного в первую очередь для борьбы с самолетами на высотах до 1500 метров, было выдано к тому моменту уже весьма опытному и хорошо известному оружейнику Дегтяреву в 1929 году. Меньше чем через год конструктор создал пулемет калибра 12,7 миллиметра, а с 1932 года началось мелкосерийное производство пулемета под обозначением ДК: «Дегтярев-крупнокалиберный». Это оружие в целом повторило по конструкции ручной пулемет «ДП-27». В частности, он имел питание из отъемных барабанных магазинов на тридцать патронов. Барабаны устанавливались на пулемет сверху. Они были громоздкими и очень тяжелыми, а скорострельность с их использованием была низкой. Поэтому в 1935 году выпуск крупнокалиберного пулемета Дегтярева был прекращен. А сам конструктор работал над его усовершенствованием. К 1938 году другой конструктор, Шпагин, разработал новый модуль ленточного питания для крупнокалиберного пулемета Дегтярева. И в 1939 году усовершенствованный пулемет был принят на вооружение РККА под обозначением «12,7-миллиметровый крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина образца 1938 года – ДШК».
Массовый выпуск «ДШК» был начат в 1940–1941 годах. Они использовались практически везде на фронте, где нужна была высокая плотность огня, пробиваемость и мощь тяжелых пуль. Крупнокалиберные пулеметы Дегтярева – Шпагина использовались в качестве зенитных, как оружие поддержки на колесном станке. Его устанавливали на бронетехнику, в тумбовом варианте – на малые корабли, торпедные катера и бронекатера.
Такой пулемет вызывал у Степана Никифоровича совершенно искреннее уважение. По его мнению, если и существовал пулемет, достойный занять место в башне легкого танка, так это – именно «ДШК», даже его «спарка»! Старый опытный танкист изучил его досконально. А теперь пришло время испытать знания на практике.
Колонна «тридцатьчетверок» пылила по приволжской степи в сторону Малой Россошки, танки прикрывал обильный зенитный дивизион – три «полуторки» с установленными на них пулеметами. Две из них были оснащены зенитными модификациями «ДШК», а в кузове третьего грузовика была счетверенная установка пулеметов «Максим». Степан Никифорович сидел на месте наводчика-оператора зенитной установки крупнокалиберным пулеметом. Концентрическая сетка прицела перечеркнула предрассветное небо. На востоке, за спиной гвардии старшины, уже оказался медово-белый край огненного диска. Рассвет сулил огонь не только в переносном, но и в прямом смысле. И огонь с небес не замедлил явиться – на крыльях с паучьими крестами.
Ночью над Сталинградом проносились одиночные самолеты – высотные разведчики – «Дорнье» Do-217. Но для крупнокалиберных пулеметов, а тем более – для счетверенных «Максимов», эти тяжелые двухмоторные самолеты были слишком уж недосягаемыми. Пилоты Люфтваффе рисковать не любили и вели разведку с большой высоты.
Но вот то, что появилось в небе в противоположной от встающего солнца стороне, шло на малой высоте. Знакомый до ненависти вой пикировщиков. Рывком на малой высоте они прорывали внешний оборонительный рубеж Сталинграда. Но там как раз зенитных средств было сравнительно мало. Основные средства ПВО: зенитные батареи, звукоулавливающие и прожекторные установки, пулеметы и немногочисленные истребители – были сосредоточены гораздо ближе к городу. Основной упор был сделан на прикрытие переправ через Волгу.
Услышав вой пикировщиков, передовой дозор передал сигнал тревоги командиру танковой колонны. «Тридцатьчетверки» стали рассредоточиваться, боевые машины останавливались, а их экипажи принимались за маскировку. Казалось, здесь, на открытой местности, и спрятаться-то толком негде. Ан нет… Хочешь выжить – учись этой непростой науке даже у врага.
Зенитные «полуторки» тоже остановились, но только не за тем, чтобы спрятаться. Не хотели выдавать себя шлейфами пыли. Командир установки, на которой за наводчика был гвардии старшина, поднес бинокль к глазам.