Битва троллей
Шрифт:
Когда совет был окончен, Тамар взял кусок мягкого хлеба и немного сыра и задумчиво посмотрел на старого воина. Бормотание других, разделившихся на маленькие группы, отошло на задний план, в то время как Тамар глубоко задумался над происходящим. «Оден опасен, его голод власти и авторитета слишком силен. Но Рурьос мне всегда был известен как хороший человек и никогда не был тщеславен, чтобы становиться опасным для своего господина. Он человек, который держит свое слово». С этими мыслями масрид доел хлеб. И пока он наслаждался пряным привкусом, который остался у него во рту после сыра, в нем созрело решение.
Быстрым решительным
— Мне нужно еще немного поговорить с вами, баро, чтобы обсудить преимущества проведения битвы в холмах. Вы не против?
— Конечно, вецет, — кратко ответил Рурьос и последовал за Тамаром к столу с картой.
Когда они вдвоем склонились над картой, Тамар тихо спросил:
— Что вам сказал Оден?
От такого вопроса брови баро тут же удивленно подскочили вверх. Сначала он не ответил, и Тамар уже начал опасаться, что его вера в честность этого человека была большой ошибкой, однако наконец Рурьос несколько нерешительно ответил:
— Баро Оден против вашего союза с влахаками. Он сказал, что мы сможем выстоять против наших врагов без их помощи и нам совсем не нужно объединяться для этого с этим сбродом.
— Значит, такими были его слова?
Старый ветеран кивнул и пристально посмотрел в глаза Тамару.
— Он считает, что влахаки обязательно воспользуются благоприятным случаем, чтобы окончательно уничтожить нас. Ионна хочет стать королевой всей Ардолии, и война между вами и Сциласом дает ей такую возможность.
— А что вы думаете, Рурьос?
— Его слова звучат здраво, — осторожно ответил баро. — Мне тоже неприятно доверять свою судьбу влахакам. Возможно, это всего лишь ловушка кошки.
Здесь он пренебрежительно использовал тот титул, которым масриды наградили Львицу из Дезы.
— Возможно, — согласился Тамар, что вызвало вопросительный взгляд Рурьоса. — Но я в это не верю. Мой отец был за этот союз. Он знал, что уживаться с влахаками будет непросто. Он был прав, мое сердце сжимается каждый раз от мысли, что мне пришлось повесить масридов.
Коротко стриженный воин медленно кивнул в ответ.
Тамар провел рукой по лицу, в то время как другой рукой он облокотился о стол.
— Но они ослушались моего приказа. Они подорвали мой авторитет в глазах влахаков. И мне все равно пришлось бы их наказать так или иначе. Ионна также осудила своих людей к повешению. Я знаю, что мы затеяли опасную игру, Рурьос. Но нам фактически не остается выбора. Я обдумал все возможные варианты. Вы мне верите? Вы доверяете мне?
Эти вопросы так и повисли в воздухе, настоятельно и с далеко идущими последствиями. «Все решится прямо сейчас. Если он не даст мне однозначного ответа, я проиграл. Проиграл Одену». Он судорожно схватился за край стола, так что побелели его косточки. Он смотрел на ветерана, однако тот уходил от его взгляда. Было видно, как у баро ходят желваки, потом он поднял голову.
— Ваш отец был хорошим марчегом, господин. Он руководил страной, несмотря на все опасности, создавал настоящие союзы, при его дворе были самые одаренные советники. Служить ему было всегда правильно. Вы — молоды, — заявил Рурьос, и Тамар закрыл глаза.
«Он сравнивает меня с моим отцом и считает слабаком. Разве я не потерял Турдуй? Разве я сейчас не оказался в такой ситуации, что могу потерять власть над своим народом?»
— Но вы —
Тамар молча кивнул, в то время как Рурьос шумно выдохнул.
— Мне не нравится этот союз. Но вы приняли решение, и я последую за вами. Я не вижу другой возможности, как довериться влахакам. Если они планируют напасть на нас, то тогда мы и так проиграли. Тогда вы правы: мы не можем провести войну на два фронта, не сейчас, не в таких условиях.
— Спасибо.
— Только всегда помните о том, кто вы и к кому вы принадлежите. Влахаки не похожи на нас, об этом нам никогда нельзя забывать.
— Вы говорили со мной откровенно, Рурьос. Все, что я делаю, происходит только для того, чтобы спасти свой народ и свою страну. Вино, которое я пью, горькое, но я выпью свой кубок до дна, если потребуется.
— Ваш отец хорошо подготовил вас к таким дням, — сказал баро и кивнул Тамару. — Правьте нами хорошо.
После этих слов он развернулся и пошел, в то время как Тамар почувствовал невероятное облегчение. «Рурьос совсем не интриган. Он говорит то, что думает. Мне обеспечена его поддержка». Потом юный марчег вспомнил о последних словах ветерана. «К таким временам отец не успел подготовить меня; да и как он смог бы предвидеть такое? Но я принимаю вызов, и они поймут, что я уже давно вырос. Или погибну». Бросив последний взгляд на Одена, который, отчаянно жестикулируя, углубился в разговор с некоторыми баро, Тамар вышел из шатра и осмотрел лагерь, солдаты которого уже скоро пойдут в бой с именем Бекезара на устах.
30
В хижине тяжелым облаком все покрыл запах болезни и ветхости. После разговора с Рувоном состояние Вангелиу заметно ухудшилось, пока старик не закрыл глаза и не погрузился в неспокойный сон, постоянно нарушаемый приступами кашля. В то время как Тарлин все время был рядом с прорицателем и время от времени обтирал ему лицо влажным платком, Стен чувствовал себя абсолютно беспомощным. Сначала он оставался в хижине, но вид умирающего старика разрывал его душу, и он никак не мог успокоиться. Казалось, все в хижине было наполнено болезнью, центром которой было ложе Вангелиу, где он боролся со смертью. Даже чаши с огнем распространяли неприятный бледный свет, от которого потная от лихорадки кожа Вангелиу блестела, как восковая. Тяжелое дыхание и изнуряющий сильный кашель звучали в ушах Стена, словно смех смерти, пока он наконец не сбежал на улицу, где только начинался день.
Тролли лежали по всей поляне. Большинство из них валялись вблизи хижины, и только некоторые отдыхали дальше на окраине леса. Пард и Керр лежали прямо перед входом, как два спящих сторожа. Стену показалось даже, что они вот-вот встанут, но влахак знал, что при дневном свете это невозможно. Даже выражение лица Парда, обычно такое мрачное и неприступное, расслабилось в этом похожем на смерть сне. Тем не менее могущественного тролля, как и всегда, окружала аура опасности. Он был как меч, который, даже находясь в ножнах, оставался смертельным оружием. И поэтому он мог уничтожить как врага, так и себя. «Недаром у меча два лезвия, — подумал про себя Стен. — Одно из лезвий всегда повернуто к тому, кто ведет этим мечом. Это знак того, что использование чего-либо может всегда вернуться к тому, кто это делает».