Битва во мгле. Книга первая. Во имя долга и чести
Шрифт:
– Черт побери, – философски протянул Жерес, – ничто не может заменить живое существо. Оказывается, только симбиоз машины с этим вот бедолагой позволяет мне пробить миллионы километров пространства и поболтать с приятелем Торном.
Но прошла минута, другая, пятая, десятая… Коммуникатор молчал, связь не устанавливалась. Кристиан, не мигая, смотрел на живой пульсирующий огонек, как бы заклиная его совершить чудо. Как минимум десяток самых разнообразных и противоречивых мыслей ураганом пронесся в его голове. Самая первая из них явилась одновременно и самой ужасной: «Все кончено! Мы не успели! Торн мертв! Корабль не придет! Помощи ждать неоткуда!»
На
Глава 2
57 часов ранее
Жерес осторожно приоткрыл один глаз. Предзакатный пейзаж африканской саваны, огромный алый диск опускающегося за горизонт солнца и стройный женский силуэт, четко прорисованный на фоне заходящего светила… все это вмиг исчезло. На месте величественной картины возник унылый интерьер его старой доброй квартирки на тихой парижской улочке Леверт. Фамильное, так сказать, достояние! Секунду-другую поблуждав по давно вышедшим из моды шкафам, тяжелым портьерам, картинам в массивных золоченых рамах, пыльным книжным полкам и этажеркам, рассеянный взгляд майора, наконец, отыскал заветные, светящиеся темно-красным, цифры будильника.
Два часа. За окном тусклый свет уличных фонарей. Телефон молчит, будто мертвый партизан. На соседней подушке… – Жерес машинально пошарил рукой и с досадой не обнаружил шелковистых тугих локонов. Все понятно. Эту ночь майору доводится коротать в гордом одиночестве, а образ Катрин всего лишь часть давешнего сна. Заметьте, прерванного сна! Странно… Чтобы все это могло означать? Какого дьявола он тут подорвался посреди ночи, будто ненароком вспугнутая дичь?
Несмотря на полное отсутствие видимых раздражителей, Кристиан был уверен, что его разбудили. Вдобавок ко всему, с головой творилось что-то уж совсем неладное. Нет, это не тяжелое похмелье. Все обстояло гораздо хуже, у майора начались галлюцинации. Еле уловимый голос шептал в самой глубине черепа бесконечную, мелодичную скороговорку. Жерес попытался понять ее, но каждый раз слова вертко ускользали из сознания, превращаясь в какой-то едва различимый зловещий шорох или шелест. Возникшее ощущение было тревожным, настораживающим, но вместе с тем смутно знакомым. Майор поморщился и попытался что-либо вспомнить, однако голова, подобно старой ржавой машине, отказывалась работать без смазки. Все попытки запустить ее закончились лишь нарастающей болью в висках.
В конце концов, Жерес пришел к совершенно справедливому выводу, что глоток холодного пива – это как раз тот самый универсальный смазочный материал, без которого в данной ситуации не обойтись. Что ж, сказано – сделано. Майор машинально сунул ноги в припаркованные возле кровати комнатные тапки, поднялся и пошлепал в направлении холодильника. Пробираясь через темную гостиную, Кристиан зацепил свое коллекционное туземное копье и с грохотом обрушил на себя портрет Катрин.
– За что, Кэт? – простонал он, потирая ушибленную голову. – Я, конечно, не ангел, но дубовой рамой, да по башке… Это уж слишком!
Водрузив на прежнее место любимый профиль, майор устроил себе разнос: «Так тебе и надо! Это не родные джунгли, это дикий Париж! Здесь только и жди ловушек, капканов да засад, тем более, если заглядываешь в фамильное гнездышко всего пару раз в году».
Пиво приятно пенилось на губах, помогая вести борьбу с духотой июльской ночи. Жерес медленно цедил благодатный холодный напиток, задумчиво уставившись в распахнутое окно. Столица мира даже сейчас оставалась неугомонной. Сияя рекламными огнями, то и дело взрываясь смехом гуляющей толпы, она приглашала каждую одинокую душу позабыть все горести и невзгоды, утопив их в водовороте беззаботной, безудержно развеселой жизни. Кристиан вспомнил точно такую же шальную ночь двадцать лет назад. Тогда вместе с двумя своими сотоварищами он впервые в жизни мертвецки напился. То была их последняя цивильная ночь…
Пивная банка со звоном полетела в сторону, и в следующую секунду все тело майора было напряжено и готово к броску. В квартире он был не один. Кристиан чувствовал чье-то присутствие в дальнем темном углу. До выключателя было не дотянуться, поэтому он рывком во всю ширь распахнул дверцу холодильника. В тусклом свете крохотной лампочки из полумрака проступили черты маленького чернокожего человека в замусоленной набедренной повязке. Что за черт! Кристиан смотрел и не верил своим собственным глазам. Как? Неужели? Откуда? Удивление Жереса казалось воистину безграничным. И не мудрено, ведь когда-то он уже встречался именно с этим туземцем, и та встреча… Да, пожалуй, та встреча запомнится майору до конца его дней!
– Доброй ночи, мсье Жерес, – гость говорил очень спокойно на отличном французском. – Простите за мой экзотический наряд, но я подумал, что в таком виде вам будет легче меня вспомнить. – Сын народа квени сделал несколько шагов по направлению к майору. – У нас не так много времени для долгих бесед. В связи с этим хотелось бы избежать совершенно несущественных подробностей о том, как я очутился у вас в гостях да еще в столь поздний час.
За свою долгую военную карьеру Кристиан повидал многое и был готов к еще большему. Поэтому, приложив некоторые усилия, он все же справился с растерянностью:
– Н-н-ну что ж, отбросим эти самые «совершенно несущественные подробности», что вполне допустимо. Ведь «Головорезы» у вас в неоплатном долгу. Кроме того, как я понимаю, появляться из ниоткуда и исчезать в никуда это ваш любимый трюк.
– Вижу, вы меня вспомнили. – Гость расплылся в широкой улыбке, обнажая ряд крупных белых, довольно хищных зубов. – Поэтому у меня предложение: давайте успокоимся, сядем и поговорим.
– Поговорить? Отчего же не поговорить с хорошим человеком! – Жерес согласно кивнул.
Учитывая всю необычность ситуации, майор, скрепя сердце, расстался с дверцей холодильника и в наступившей темноте проделал путь до стоящего посреди кухни обеденного стола. Когда щелкнул выключатель и низко висящая лампа превратила столешницу в желтоватый, вырезанный из мрака прямоугольник, Кристиану значительно полегчало. Командир «Головорезов» почувствовал себя еще лучше, стоило ему усесться на жесткую сидушку простенького стула, и ощупать эту самую столешницу уже с нижней стороны. Жизнь мигом заиграла своими привычными красками, теми самыми, что составляли любимую цветовую палитру бывалого легионера. Надо ли говорить, что вся эта палитра целиком и полностью состояла из цветов и оттенков старого доброго армейского камуфляжа?