Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона
Шрифт:
– Что в море Мидетеранском побывал, то хорошо. Сколько годов от роду?
– Сорок два. Возраст весьма подходящий: и молод и опытен!
– Что ж, креатур и в самом деле не плохой, – помолчав, кивнул Александр Первый. – Однако прежде все же снеситесь в Рогервик со стариком Ушаковым. Хочу я и его совета насчет кандидатуры флагмана средиземноморского выслушать!
– Ушаков и вправду Сенявина знает, как никто иной, да и ныне оба в одной и той же дивизии Белого флага состоят! – склонил голову Чичагов.
Вызванному из Рогервика в Петербург Ушакову министр передал суть
– Теперь хотелось бы выслушать и ваше маститое слово! – спросил затем министр.
– Мои отношения с Сенявиным вы знаете. Никогда я его не терпел, не терплю и сейчас. Однако, глядя правде в глаза, скажу одно: лучшего адмирала вам на эту должность во всем флоте не сыскать. Будет Сенявин на Корфу, будет там и удача несомненная! – сказал, как всегда, честный и прямой старик Ушаков.
В тот же день в Ревель был отправлен курьер с приказанием командиру порта, сдав дела, срочно прибыть в столицу для конфиденциальной беседы с морским министром.
От Невы до здания морского министерства всего пара шагов. Адмиралтейство тех лет уже поражало современников русским ампиром, тритонами и якорями в отделке фасада. Морская атрибутика должна была, по мнению архитекторов, навевать посещающим здание «под шпицем» настроения романтические. Чичагов быстро ввел Сенявина в курс дела. Ни о каком отказе от должности речи быть не могло. Да такого бы себе Дмитрий Николаевич никогда и не позволил, коль он нужен Отечеству, значит, он готов!
Засучивать рукава Сенявину и вправду пришлось всерьез. До его приезда начальников кронштадтских отправка эскадры не особенно волновала. Все пришлось начинать почти с чистого листа. Для отправки на Средиземное море были первоначально определены 74-пушечные «Москва», «Петр» и «Ярослав», вместе с ними легкий фрегат «Кильдюин». Чуть позднее к ним были добавлены 80-пушечные «Уриил» и «Селафаил».
Большинство кораблей к походу были еще абсолютно не готовы и неукомплектованные. К тому же в мае собирались выходить в море и главные силы флота под началом адмирала Тета, отряженные для перевозки десанта в Померанию. Поэтому поначалу Сенявину пришлось особенно тяжко. Вскоре, конечно, все встало на свои места: императорские указы, контроль министра свое действие возымели, но работать Сенявину и его помощникам приходилось все равно круглосуточно. Флагманским кораблем Сенявин определил «Ярослав».
Чем только не приходится заниматься командующему эскадрой, уходящей в дальнее плавание! Как всегда, главной проблемой оказалась укомплектованность команд – извечная беда российского флота. Дело в том, что начиная с петровских времен в матросы, как и в офицеры, определялись крестьяне определенных губерний, таких, как Ярославская, Костромская, Рязанская. Особенно всегда ценились матросы-рекруты из архангелогородских поморов и финны, как приученные к морю с раннего детства и знавшие корабельное дело.
Большинство рекрут, однако, вообще видело море в первый раз в жизни. Это затрудняло их обучение. К тому же подавляющее большинство рекрутов было неграмотными, что создавало трудности в использовании их, как рулевых, комендоров и лотовых. Однако все эти недостатки в значительной мере компенсировались природными русскими качествами: их неприхотливостью, старательностью в освоении нового для них дела, преданностью и готовностью к подвигу. Считалось, что в течение первых пяти лет службы матрос должен освоить свои обязанности и только после этого мог считаться полноценным членом экипажа. На практике все обстояло иначе. Рекрут толпой загоняли на уходящие корабли перед самым отплытием и натаскивали уже прямо в море. И в этот раз опытных матросов Сенявину предлагали лишь третью часть. Остальных предстояло учить прямо в море с самых азов.
Много из необходимого снаряжения просто не было. Часть парусов первого и второго комплектов пришлось брать подержанными, а третий и вовсе предстояло шить своими силами уже в пути. Только что назначенному командующему приходилось дотошно вникать в каждую мелочь. От всего этого голова шла кругом. То эскадру заваливали сальными свечами, которые при жаркой погоде плавятся в несколько часов, то откуда-то навезли ломаных брандспойтов, а то и вовсе в ведомостях припасов, предполагаемых к погрузке на «Кильдюин», их оказалось столь много, что бедный фрегат, погрузивши все в трюмы, попросту затонул бы прямо у причальной стенки.
А работы впереди поистине край непочатый, впереди еще и высочайший смотр!
Глава четвертая. В «Безвестную»
Уходя в плавание, сенявинские матросы тут же окрестили его «безвестная». Так и говорили:
– Ты, Митрич, куды в енту кампанию плывешь?
– Да с Сенявиным в безвестную!
– Тогда мое тебе почтение!
Почему назвали именно так? Да, потому, что вестей из дома в этом долгом и дальнем плавании не будет никаких, да и неизвестно, когда придется возвратиться.
25 августа в Кронштадт для произведения смотра уходящей эскадре пожаловал в сопровождении большой свиты и сам император. Прибыв катером на флагманский «Ярослав» вместе с морским министром, он принял рапорт командующего.
– Поздравляю вас, Дмитрий Николаевич, производством в вице-адмиральский чин! – сказал он затем, пожимая Сенявину руку. – Желаю быть достойным вашей славной фамилии!
Сенявин склонил голову:
– Не пощажу жизни ради блага Отечества!
– Павел Васильевич! – обратился к Чичагову Александр. – В салонах сейчас пошли разговоры о вашей внешней схожести с господином вице-адмиралом. Как вы это находите?
Александр подошел и встал против министра рядом с Сенявиным. Внешнее сходство императора с вице-адмиралом и вправду было поразительным: оба высокие, круглолицые, одинаково лысеющие и даже с одинаковыми, по тогдашней моде, бакенбардами.
Император натянуто улыбнулся. Было трудно понять, доволен он таким сходством или нет.
– Вы, ваше величество, отец Отечества, а мы ваши дети. Как же при этом нам не быть на вас похожими! – нашелся Чичагов.
Все трое немного посмеялись. Александр обладал несомненным даром быть обворожительным, когда это ему требовалось. На прощание император еще раз пожал Сенявину руку: