Битва за бездну
Шрифт:
Пожиратель Миров решил, что подобные мысли предшествуют безумию, вызванному долгим преследованием, что паранойя уже запускает свои когти в его череп и насыщает разум видениями.
После сделанного в галерее открытия он стал спускаться все глубже, пробираясь по трубопроводам и тоннелям все ниже и ниже, надеясь отыскать безопасное убежище. Но им двигала не трусость — это было бы анафемой для Астартес. Пожиратель Миров просто был не способен испытывать чувство страха. Нет, это была лишь потребность сосредоточиться, составить план, чтобы его действия не прошли незамеченными, причинив минимальный ущерб, что
На одной из нижних палуб он наткнулся на скелет. Часть костей была стерта в порошок рабочими поршнями, но часть так и осталась нетронутой. Это был забытый всеми свидетель рождения «Яростной бездны», то ли угодивший в двигатель, то ли просто заблудившийся и оставленный умирать от голода и жажды в запутанных лабиринтах корабельного чрева.
За время своего бегства Скраал многое повидал. Темнота играла его воображением, и в этом ей помогали постоянная жара и непрекращающийся гул машин. Сверкающие глаза таращились из мрака на Пожирателя Миров, а потом вдруг бесследно прятались в стену. Перед ним открывался обширный вид с теряющимися в темноте границами: целое поле окровавленных ребер, дворцы из костей, горы хрящей и сухожилий и лабиринты, высеченные в сплошной массе сокращающихся мускулов. В реках крови танцевали силуэты гуманоидов, и весь этот мир поднимался и опускался в такт древнему дыханию.
Но затем все исчезало, сменившись темнотой, и Скраал двигался дальше.
Здесь, в этом жарком чреве, он позволил себе сделать передышку.
Возможно, он провел в одиночестве уже несколько дней, прислушиваясь к толчкам и покачиваниям судна, перебирая мысли и укрепляя решимость, чтобы не сойти с ума. На такой глубине Скраал не мог перехватывать вокс-сообщения и не слышал за своей спиной шагов охранников, так что даже не знал, продолжается ли на него охота или нет.
Скраал устроился в техническом подполе, достаточно просторном, чтобы, кроме связок кабелей и труб, вместить его облаченное в доспехи тело. Спустя какое-то время Пожиратель Миров очнулся. Остановив работу каталептического узла, позволявшего ему погружаться в подобие активного сна, Скраал заметил маячившую за трубами тень. Он был не один.
Рабочие хоть и нечасто, но появлялись в этих местах. Скраал не раз с отвращением слушал заунывные песни обслуживающих корабль бригад. Жалкие твари! Каждый раз он с трудом удерживался, чтобы не выскочить из своего убежища и не перебить их всех до последнего. Но тогда поднялся бы шум и охота началась бы снова. А ему необходимо было подумать и спланировать следующий шаг. В отличие от сынов Жиллимана и Дорна Скраал не обладал тактическим предвидением, а был настоящим орудием войны, простым и эффективным. А теперь от него требовалась военная хитрость, и на это нужно было время. Сначала выжить, потом провести диверсию.
С появлением тени его доктрина рассыпалась. Это был явно не рабочий; он не пел, не вздыхал и не стонал. Он двигался молча. Это был кто-то другой, его тяжелые шаги отдавались гулом в металле, и этот кто-то искал его. Скраал выбрался из ниши, отступил в темноту, не спуская глаз с тени, и снова углубился в недра «Яростной бездны».
— Они преследуют нас по пятам, мой лорд! — возмущенно воскликнул Рескиил, просматривавший донесения навигатора Эстемии, зажатые в латной перчатке.
Тот факт, что «Гневный» продолжает погоню в варпе, ничуть не встревожил Задкиила, и он продолжал разглядывать каракули на стене каюты, служившей пристанищем одному из членов астропатического хора.
В этом спартанском помещении не было ничего примечательного. Узкая койка для отдыха и небольшой пюпитр для письма. Главным принципом здесь считалась функциональность.
— Всорик на нашей стороне, — сказал Задкиил, настолько ободренный заключением договора с древним существом, что больше не опасался произносить его имя вслух. — И когда он заявит о своем присутствии, прихвостни лже-Императора пожалеют, что затеяли эту погоню. Пережитые ими ужасы покажутся невинной забавой по сравнению с мучениями, которые он обрушит на их головы.
— Да, мой лорд, — почтительно согласился Рескиил.
— Наше предназначение — в выполнении этой миссии, Рескиил, — продолжал Задкиил, — так же как этому существу было предназначено погибнуть ради нее.
Адмирал повернулся к трупу астропата. Тело лежало в центре каюты в луже собственной крови. Предполагалось, что это женщина, но лицо настолько исказила гримаса ужаса и боли, что сказать наверняка было трудно. Черные пустые глаза смотрели из провалившихся впадин.
Обеспечение связи было трудным делом даже для тех, кто считал варп своим союзником, и послания, получаемые астропатическим хором «Яростной бездны», становилось все труднее расшифровывать и понимать. Однако у Задкиила имелся некоторый опыт в разгадке прорицаний, и сейчас он разбирался в тщательно завуалированных нюансах, отклонениях от нормы и скрытом смысле толкования, записанного погибшим астропатом.
— Что-нибудь обнаружилось? — спросил Рескиил.
— Возможно, — ответил Задкиил, от которого не скрылось нетерпение в голосе сержант-командира. — Когда мы доберемся до Макрейджа, они будут нам не нужны, — добавил он. — Можешь не бояться, что нам придется плыть по волнам Имматериума вслепую.
— Я ничего не боюсь, мой лорд, — решительно выпрямившись, заявил Рескиил.
— Конечно, — спокойно согласился Задкиил. — Кроме, возможно, нашего диверсанта. Не внушают ли тебе сыны Ангрона какой-то особый страх, Рескиил? Или ты никак не можешь забыть, насколько чувствительна ярость наших бывших братьев?
Рескиил бессознательно поднял руку к грубо отремонтированной скуле, но быстро отдернул ее, как будто обжегшись.
— Не по этой ли причине незваный гость до сих пор бродит по нашему кораблю? — насмешливо спросил Задкиил.
— Он окружен, — резко ответил Рескиил. — Стоит ему выйти из укрытия, как я немедленно об этом узнаю и лично насажу его голову на клинок.
Задкиил, не обращая внимания на возмущение сержант-командира, выделил один из символов на стене.
— Вот оно, — прошептал он.
Необходимый ему знак наконец был обнаружен.
Астропат наносила записи своей кровью, и пергаментные листы ее протоколов, пестревшие новыми датами и символами, покрывали пол каюты ковром покрасневших листьев.