Битва за Кавказ

Соколов Борис Вадимович

Генеральный штаб быстро определил угрозу, возникшую на стыке двух фронтов. Прежде всех забеспокоился Н.Ф. Ватутин, который в это время исполнял обязанности начальника Оперативного управления Генштаба…

Понимая, насколько сложно маневрировать наличными силами наших фронтов в создавшихся условиях, Н.Ф. Ватутин немедленно доложил И.В. Сталину об угрожающей обстановке. Верховный Главнокомандующий приказал вне всякой очереди передать следующую телеграмму:

«Командующему Юго-Западным фронтом товарищу Тимошенко.

На Вашем фронте противник прорвался через р. Оскол и накапливает силы на восточном берегу реки в тылу Юго-Западного фронта. Это создает смертельную опасность как для Юго-Западного, так и для Брянского фронта.

Прошу Вас принять все необходимые срочные меры для ликвидации этого прорыва. Жду Ваших сообщений о принятых мерах.

И.

Сталин.

2 июля 42. 16.05».

Противник, однако, не стал окружать советские войска западнее Оскола, а, выполняя оперативный план своей ставки, стремительно развивал наступление на Воронеж»⁵⁷.

9 июля С.К. Тимошенко доложил Сталину обстановку по телеграфу: «Из всего наблюдаемого войсковой разведкой и по данным авиации противник все свои танковые силы и мотопехоту устремляет на юго-восток, преследуя, очевидно, цель захлестнуть удерживающие рубеж обороны 28-ю и 38-ю армии, и тем самым грозит выводом своей группировки на глубокие тылы Юго-Западного и Южного фронтов». Командующий полагал, что без подкреплений Юго-Западный фронт способен лишь некоторое время удерживать противника на направлении Кантемировка, Миллерово, и просил дополнительные войска и авиацию⁵⁸.

В свою очередь, адъютант Гитлера по сухопутной армии майор Герхард Энгель 9 июля 1942 года посетил расположение 2-й немецкой армии под Воронежем. В этот день он записал в дневнике: «Посещение штаба Второй армии. Воронежский плацдарм, неприятное положение, под сильным давлением русских и непрекращающимся заградительным огнем. У генерал-полковника фон Зальмута (командующего 2-й армии. – Б.С.) очень мрачный прогноз. Плохое мнение о венграх, которые теперь чаще оглядывались назад, чем вперед. Фон З[альмут] считает ситуацию настолько серьезной, что необходимо срочно начать подготовку к эвакуации плацдарма, если не будут получены значительные подкрепления. Возвратился вечером проинформировать фюрера. Громкая вспышка против фон З[альмута]. Этот последний тоже принадлежал к старой клике и не имел ни воли, ни политической предрасположенности к овладению серьезными ситуациями»⁵⁹. Гитлер должен был бы прежде всего задуматься о низкой боеспособности союзников, которым отводилась столь важная роль в реализации плана «Блау» и последующем марше на Кавказ. В отличие от 1941 года, когда Румыния, Италия и Венгрия послали на Восточный фронт части, имевшие достаточную подготовку в довоенные годы, теперь на фронт поступали части, состоявшие главным образом из новобранцев, не имевших достаточной подготовки и сколоченности в подразделениях. Исключением был итальянский Альпийский корпус, но его в конечном счете использовали как обычную пехоту, а не в качестве горных войск. Но фюрер, как кажется, гнал от себя мрачные мысли.

13 июля фон Бок был освобожден от командования группой армий «Б» и заменен бароном фон Вейхсом. В этот день фельдмаршал записал в своем дневнике: «Ближе к полудню я телеграфировал Гальдеру:

“Противник перед фронтом 4-й танковой армии и северного крыла группы армий «А» отступает: частично в восточном и юго-восточном направлениях, но в основном – к югу. Я полагаю, что уничтожение крупных сил русских не может быть достигнуто посредством проведения операции с мощным центром и слабыми крыльями, особенно учитывая тот факт, что наступление будет осуществляться через Миллерово в направлении позиций, занятых главными силами противника. Вместо этого 4-я танковая армия должна наносить главный удар через Морозовскую в направлении устья Донца и к востоку от него, одновременно осуществляя прикрытие своих тылов и восточного фланга”.

Во второй половине дня фельдмаршал Кейтель проинформировал меня по телефону о том, что, согласно приказу фюрера, 4-я танковая армия должна присоединиться к группе армий “А”, как это было предусмотрено Верховным командованием. Потом он совершенно неожиданно для меня объявил, что командование группой армий “Б” передается генерал-полковнику Вейхсу и что я должен прибыть в распоряжение фюрера!»⁶⁰

Согласно дневнику Гальдера, Гитлер в тот же день так объяснил это решение: «Доклад у фюрера начался с выражения крайнего недовольства по поводу затягивания с вводом в действие 23-й танковой дивизии, которая наступала с запада и оказалась связанной противником, 24-й танковой дивизии и дивизии “Великая Германия”, а также двух других моторизованных дивизий 4-й танковой армии. Вину за эту задержку несут те, кто,

несмотря на требование фюрера, погнал 24-ю танковую дивизию и дивизию “Великая Германия” на Воронеж и тем самым задержал их высвобождение. Поэтому фюрер принял решение освободить с поста командующего группой армий “Б”…»⁶¹ Позднее, 18 сентября, в беседе с Кейтелем Гитлер так объяснил отставку фон Бока: «Он теряет из-за этого (Воронежа. – Б.С.) 4–5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день, для того чтобы окружить и уничтожить русских: он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и дивизией “Великая Германия”, цепляясь за Воронеж. Я еще сказал – не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее – продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда – несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8–9 дней, в течение которых они смогли выбраться из петли»⁶².

Марш на Кавказ

В наступлении на Кавказ участвовали 2 элитные германские горнострелковые дивизии – 1-я и 4-я, насчитывавшие вместе 12 горнострелковых батальонов. Для их усиления 20 июля 1942 года были сформированы предназначенные для действий в высокогорье 1-й и 2-й высокогорные егерские батальоны, которые были переданы в 1-ю горнострелковую дивизию в начале августа. Ранее у немцев был опыт ведения горной войны на высоте до 2000 м. На Кавказе же имелась дюжина пиков высотой от 4000 до 5642 м. Лист также получил 2-ю и 13-ю румынские горнострелковые дивизии, насчитывавшие 12 горнострелковых батальонов. Но Итальянский альпийский корпус из 3 горных дивизий, первоначально предназначавшийся для усиления группы армий «А», в итоге был использован для усиления группы армий «Б».

Также на Кавказе использовались подразделения германского спецназа – 800-го учебного полка «Бранденбург». В их рядах было немало немцев, ранее живших на территории Российской империи и хорошо знавших русский язык, и представителей северокавказских народностей. Бойцы «Бранденбурга» должны были вести разведку, захватывать стратегические мосты и нефтяные месторождения, совершать рейды в тыл советских войск и помогать местным повстанцам. Многие из «бранденбуржцев» использовали советскую военную форму, оружие и технику⁶³.

Авиационную поддержку наступления на Кавказ осуществлял 4-й воздушный флот генерал-полковника барона Вольфрама фон Рихтгофена, насчитывавший в 4-м и 8-м авиакорпусах 260 самолетов. Но к началу сентября 8-й авиакорпус был переброшен под Сталинград, и превосходство в воздухе на Кавказе перешло к советской авиации⁶⁴.

Как отмечают Д.М. Дегтев и Д.В. Зубарев, «советское командование все-таки сделало вывод из катастроф в Керчи и под Харьковом. При малейшей угрозе охвата и окружения войска сразу получали добро на отход»⁶⁵.

5 июля люфтваффе совершили первый массированный налет на Воронеж и на следующий день разбомбили мосты через Дон. 8 июля германские самолеты наносили удары по советским танкам, складам боеприпасов и аэродромам к северу и северо-востоку от города⁶⁶.

Однако в целом бои под Воронежем не принесли немцам тех больших пленных и трофеев, на которые они рассчитывали, да и «кровавые потери» (убитыми и ранеными) с советской стороны, по оценке немцев, не были очень велики. Герман Бальк, тогда еще полковник и командир 11-й танковой дивизии, так характеризовал в мемуарах итоги боев под Воронежем в начале июля, в ходе которых его дивизия уничтожила 160 советских танков, понеся лишь минимальные потери: «Если посмотреть на общую картину, то результаты оказались не вполне удовлетворительными. Русские танки сильно пострадали во время своих контратак, но основная часть их дивизий, противостоящих нам, мастерски ускользнула. Используя поля высокой пшеницы и бесчисленные глубокие овраги, они сумели отступить. Мы взяли лишь немного пленных и не захватили артиллерийских орудий. Я видел только одну противотанковую пушку, которую они бросили. “Кровавые потери” русских также не были чрезмерными»⁶⁷. Насчет «кровавых потерь» Бальк был не прав. Если в июле 1941 года советские потери ранеными составляли только 50 % от среднемесячных за войну, то в июле 1942 года они составили уже 85 %, т. е. в 1,7 раза больше⁶⁸. Вероятно, в той же пропорции увеличились и потери убитыми.