Битва за Коррин
Шрифт:
На празднестве, которое должно было состояться на главной площади Зимии, верховный башар Вориан Атрейдес, герой битвы за Коррин, занял место рядом с вице-королем Батлером и Раиной. Верховный башар был в парадной форме с новыми наградами, присвоенными ему по случаю великой победы. Он начал военную службу в армии Джихада по собственной воле после того, как Серена Батлер убедила его в прирожденной силе человека, в его превосходстве над мыслящими машинами. Правда, сейчас, стоя перед волнующейся толпой, Вориан испытывал большие сомнения относительно будущности, которое уготовило себе свободное человечество.
В Зимии и ее окрестностях все еще были
Глядя на это зрелище, Фейкан отечески улыбался и старался держаться ближе к Райне Батлер, стремясь окунуться в ореол ее популярности. Вориан слишком ясно видел, зачем Фейкан это делает.
По дороге домой Вориан узнал, что Фейкан разработал далеко идущие планы относительно своей племянницы, не дожидаясь даже, когда она оправится от полученных травм. Фейкан предложил ей титул Великой Матери, но, как ни странно, бледная женщина отказалась от предложенного титула. Она хотела от дяди только одного — обещания, что он поможет завершить общественное очищение, которое, как она провидела, было необходимо Лиге.
Вориан, однако, не разделял этих радужных надежд. Если Райна продолжит свои погромы и чистки, то неистовое и бесконтрольное уничтожение всех и всяческих машин мутной волной прокатится по всем планетам населенного мира. Любому непредвзятому человеку было ясно, что это приведет к наступлению новых темных веков… но в данный момент Вориан опасался, что главной заботой Фейкана было не будущее человечества, а укрепление базы его власти. В сложившейся ситуации вице-король не мог, не попав в эмоциональную ловушку, построить нормальное светское государство.
Внезапно освободившись от нечеловеческого врага, люди обратились к религии, к благодарению и надеждам. Лига будет вынуждена дать выход слепой вере, ставшей источником разрушительной энергии. Человечеству предстояли многие века тяжелой восстановительной работы, но Фейкан, очевидно, сомневался, что люди будут работать только из сознания политической необходимости. Нужны были какие-то иные стимулы.
К несчастью, после того, как исчез призрак демонов в облике машин, толпы последователей Райны снова заволновались, как только начала проходить эйфория от победы в битве за Коррин. Вориан ясно видел, что наступают тяжелые времена…
Освещенный ярким солнцем вице-король поднял руки. В ответ раздался нарастающий восторженный рев толпы, который постепенно улегся, и на площади воцарилась тишина. Чтобы подыграть толпе, Фейкану надо было исполнить ее тайные желания. Наконец он заговорил, точнее, закричал, едва не срывая голос:
— Настало время великих перемен! Как и заповедал нам Бог, после тысячелетия бедствий наступило время нашего неизбежного торжества. Мы заплатили за победу неисчислимыми — но не забытыми — жертвами. Нельзя преувеличить значение победы при Коррине и тех чудесных возможностей, которые она открыла перед нами.
В ознаменование этого великого события я вместе с моей племянницей Раиной Батлер и верховным башаром Ворианом Атрейдесом объявляю, что отныне я буду совмещать свои обязанности вице-короля с постом Великого Патриарха, чье место было вакантно после злодейского убийства Ксандера Боро-Гинджо.
С этого дня мы не будем допускать распыления сил, власть должна быть у одного человека, этим человеком буду я и мои наследники. Предстоит много работы, чтобы превратить Лигу Благородных в государство с более эффективной формой правления. Мы создадим Новую Империю человечества, которая своим блеском и славой затмит Старую Империю, избежав ее фатальных ошибок.
По данному агентами знаку толпа начала аплодировать и бесноваться от восторга. Вориана все это не слишком взволновало. Сам он никогда не пользовался услугами канцелярии Великого Патриарха — поста, который и создан-то был только для достижения личных целей Иблиса Гинджо. В улыбке Фейкана Вориан уловил несомненное фамильное сходство с Сереной Батлер, особенно когда она бывала охвачена сильным волнением.
Когда шум немного стих, Фейкан положил руку на плечо племянницы.
— Чтобы никто не забывал о том, как сильно мы изменились после всех этих славных, но трагических событий, я отныне не буду носить имя Батлер. Я происхожу из этого великого и достославного семейства, но с сегодня я хочу, чтобы меня помнили и знали по битве при Коррине, событию, увенчавшему все мои устремления и положившему конец мыслящим машинам.
Конечно, подумал Вориан, с трудом скрыв саркастическую улыбку. Только он один все и сделал.
— Отныне, — продолжал Фейкан, — пусть люди называют меня Коррино, чтобы все мои потомки не смели забывать об этой великой битве и об этом великом дне.
В противоположность безудержному веселью празднества на следующий день в зале заседаний Парламента обстановка была суровой и строгой. В зал доставили заключенного Абульурда Харконнена. Здесь он должен был предстать перед судом и ответить за свое преступление. Вначале Фейкан настаивал, чтобы Абульурда доставили в зал в цепях, но Вориан воспротивился, выказав последнее сочувствие к своему бывшему другу.
— Он несет в душе тяжесть содеянного, а она тяжелее, чем любые кандалы, в которые можем его заковать.
За дверями зала, на улице, бушевала толпа, которой снова нужен был враг. Люди громко поносили и проклинали предателя. Будь у них возможность, они разорвали бы Абульурда на куски. Он всадил нож в спину своим товарищам в самый критический момент битвы при Коррине. За это его не мог простить народ, не могла оправдать история.
В зале представители Лиги и высшие офицеры мрачно смотрели, как Абульурд проходит от двери в середину зала, к сцене. За время долгого пути от Коррина синяки и кровоподтеки зажили, но Абульурд выглядел потерянным и поникшим. Аудитория молчала, но в воздухе висела такая густая ненависть, что ее, казалось, можно было потрогать рукой. Хотя все эти люди знали о предыдущей безупречной службе башара, ничто сейчас не могло остановить тяжкую колесницу правосудия.
Фейкан взошел на трибуну, встретившись глазами с обвиняемым офицером — своим родным братом, хотя они и носили уже много лет разные фамилии.
— Абульурд Харконнен, бывший офицер армии Джихада, вы обвиняетесь в государственной измене и в предательстве человечества. Либо в результате злого умысла, либо по недостатку суждения, ваши действия нанесли большой урон нашему флоту — и если взглянуть на вещи более широко, то и всему делу человечества, его высшим интересам. Не хотите ли вы еще больше унизить свою честь и высказать нам причины, побудившие вас к такому поведению и могущие в какой-то степени извинить ваши действия?