Битва за космос
Шрифт:
Поэтому все очень обрадовались, когда Конрад наконец-то отчитал генерала Швихтенберга. Молодец, Пит! Но лучше, если ты останешься единственным подопытным кроликом-бунтарем.
На военно-воздушной базе Райт-Паттерсон, куда пилоты прибыли на психологическое тестирование и испытания в условиях стресса, атмосфера секретности была даже еще более подчеркнутой, чем в Лавлейсе. В Райт-Паттерсоне они проходили тестирование группами по восемь человек. Их разместили в квартирах холостых офицеров. Если нужно было куда-то позвонить, они не называли себя по имени. На такой случай у каждого имелся свой номер. Конрад был «Номер Семь». Если ему требовалась машина, он звонил в автопарк и говорил: «Это Номер Семь. Мне нужна машина…»
Сначала тестирование показалось им довольно приятным делом. Кандидату вручали кислородную маску и скафандр, помещали его в барокамеру и уменьшали давление, имитируя высоту
В общем, тесты были нормальными. А вот атмосфера вокруг них – не вполне нормальной. Психиатры устраивали в Райт-Паттерсоне настоящие шоу. На каждом шагу здесь попадались психиатры и психологи, которые делали кандидатам замечания и предлагали им разные мелкие тесты. Прежде чем поместить пациента в «миксер», какой-нибудь сотрудник в белом халате показывал ему листок бумаги, приколотый к планшету. На нем были нарисованы пронумерованные точки. Нужно было взять карандаш и соединить точки линиями таким образом, чтобы цифры составили определенные числа. Потом, когда вы выходили из машины, белый халат снова предлагал вам тот же самый тест – наверное, чтобы увидеть, повлияла ли физическая нагрузка на ваши арифметические способности. Но это еще далеко не все. Здесь находились люди, которые постоянно следили за кандидатом и делали пометки в маленьких перекидных блокнотах. При каждом жесте, каждом тике, подергивании мышцы, при каждой улыбке, удивленном или нахмуренном взгляде, всякий раз, когда вы почесывали нос, – всегда рядом оказывался какой-нибудь белый халат и что-то быстро записывал в блокнот.
Одним из самых настойчивых наблюдателей была доктор Глэдис Дж. Лоринг, психолог, как узнал Конрад из приколотого к ее халату бейджика. Глэдис Дж. Лоринг раздражала его особенно сильно. Всякий раз, оборачиваясь, летчик видел, как она молча смотрит на него с полным безразличием белых халатов, словно он лягушка, кролик, крыса, тушканчик, морская свинка или какое-нибудь другое лабораторное животное, и что-то яростно черкает в блокноте. Уже несколько дней подряд психолог наблюдала за ним, а они даже не познакомились. Однажды Конрад посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
– Глэдис! Что вы там всё пишете?
Доктор Глэдис Дж. Лоринг взглянула на него, как на ленточного червя. И сделала в блокноте еще одну заметку о поведении этой особи.
«Летучим жокеям» всегда не нравилось, когда вершителями их судеб были врачи. А уж если психологи и психиатры ставят себя выше их – это уже совсем ни на что не похоже! Военные летчики, все до единого, считали психиатрию псевдонаукой и относились к психиатрам как к современной чокнутой разновидности капелланов. Но с этими сморчками можно было справиться. Достаточно лишь пустить в ход чары: зажечь нимб нужной вещии задействовать какую-нибудь полезную ложь.
Во время собеседований, касающихся работы астронавта, как и в других ситуациях, психиатры сосредоточивались на опасностях этого занятия, на неожиданностях, потенциально повышенном риске, а потом оценивали реакцию кандидата. Опытные пилоты знали, что здесь требуется «запасная извилина». Нельзя говорить что-нибудь типа: «О, я люблю рисковать своей шкурой каждый день, потому что тогда чувствую свое превосходство над другими людьми». Психиатры всегда толковали такие высказывания как безрассудную любовь к опасности, как иррациональный импульс, связанный с позднефрейдистским понятием «смертельного желания». Правильный ответ, – а он за эту неделю прозвучал в Райт-Паттерсоне не раз – должен быть таким: «Ну, я не считаю «Меркурий» особенно рискованным предприятием, по крайней мере, по сравнению с обычной испытательской
Конрад и все остальные знали, как предусмотрительный офицер должен вести себя с этими людьми. Да и трудно было не знать. Каждый вечер ребята собирались и потчевали друг друга историями о том, как они бесстыдной ложью или еще каким-нибудь иным образом разрушали происки сморчков. И Конрад всегда старался добавить пару шуток для ровного счета.
Во время одного из тестов психолог вручал каждому кандидату чистый лист бумаги и просил внимательно рассмотреть его и описать, что на нем видно. В таких тестах не существовало правильных ответов, потому что суть их состояла в том, чтобы подвести кандидата к свободным ассоциациям и понаблюдать, где блуждает его сознание. Опытные пилоты знали, что в этом деле главное – оставаться на суше, а не пускаться в плавание. Некоторые потом с радостью рассказывали, что, рассмотрев лист бумаги, взглянули в глаза психологу и объявили, что видят лишь чистый лист. Но это был неправильный ответ, потому что сморчки наверняка делали пометку о «подавленной способности к воображению» или еще о чем-нибудь в том же духе, правда, из-за этого не стоило беспокоиться. Один астронавт сказал, что видит заснеженное поле. Что ж, можно было отвечать и так, но не заходить при этом дальше, то есть не начинать рассуждать о смерти в мороз, о том, как можно заблудиться в снегах, о встрече с медведями и тому подобных вещах. Но Конрад… Итак, сидящий напротив него за столом человек протягивает Питу лист бумаги, просит рассмотреть его и сказать, что Пит на нем видит. Конрад внимательно разглядывает листок, потом смотрит на человека и говорит подозрительным тоном, словно опасаясь подвоха:
– Но ведь онперевернут вверх ногами.
Психолога это настолько поражает, что он перегибается через стол и смотрит на абсолютно чистый лист, чтобы понять, так ли это, и лишь потом осознает, что над ним издеваются. Врач смотрит на Конрада и улыбается ледяной улыбкой.
Конечно, это не позволяло достичь эффекта нимба.
В другом тесте кандидатам показывали картины, изображавшие людей в различных ситуациях, и просили сочинить истории об этих людях. Картина, которая досталась Конраду, была выполнена в духе американского реализма: сцена из жизни странствующих сельскохозяйственных рабочих, вероятно, времен Великой Депрессии. На ней был изображен несчастный изможденный издольщик в комбинезоне, пытавшийся пахать ржавым плугом выветренную землю – скорее, какой-то овраг, а не пашню. Плуг тянул тощий мул с торчащими ребрами, а сбоку стояла жена издольщика – женщина с желтоватым цветом лица, ввалившимися глазами, изъеденная пеллагрой, с огромным животом (не меньше чем восьмой месяц беременности), в платье из мешковины. Она наклонилась в сторону, пытаясь опереться о стену лачуги, видимо, чтобы перевести дыхание. Конрад посмотрел на картину и сказал:
– Похоже, этот человек любит природу. Он не только пашет землю, но и любуется пейзажем – это видно по тому, как он смотрит на горы: чтобы увидеть, как бледно-голубая горная цепь вдали гармонирует с пурпурной дымкой над холмами возле его любимой усадьбы… – и так далее, и тому подобное, пока наконец до психолога не дошло, что этот коренастый умник с дырочкой между передними зубами просто посылает его вместе с тестом… подальше.
Это, конечно, тоже не произвело эффекта нимба.
Да, для Конрада теперь начались веселые времена. Но у него осталось одно незаконченное дело. И в тот же вечер он позвонил в автопарк:
– Это Номер Семь. Мне нужна машина – съездить в лавку.
На следующий день, после теста в тепловой камере, когда он провел три часа в нагретой почти до пятидесяти градусов комнате, Конрад вытер пот с кончика носа, поднял глаза – и, конечно же, рядом стояла доктор Глэдис Дж. Лоринг и делала заметки в перекидном блокноте шариковой авторучкой. Конрад полез в карман брюк и вытащил точно такой же перекидной блокнот и точно такую же авторучку.