Шрифт:
К читателям
Осень коснулась полей Подмосковья. Падает первый лист.
30 сентября 1941 года фашистские генералы отдали приказ о наступлении на Москву.
«Тайфун» назвали фашисты план своего наступления. Тайфун – это сильный ветер, стремительный
Обойти Москву с севера, с юга. Взять советские армии в огромные клещи. Сжать. Раздавить. Уничтожить. Таков у фашистов был план.
Верят фашисты в быстрый успех, в победу. Более миллиона солдат бросили они на Москву. Тысячу семьсот танков, почти тысячу самолётов, много пушек, много другого оружия. Двести фашистских генералов ведут войска. Возглавляют поход два генерал-фельд-маршала.
Началось наступление. Торжествуют фашисты. Ползут вперёд «несокрушимые» немецкие танки.
Однако, чем ближе к Москве, тем всё сложнее и сложнее фашистам. Встречают всюду врагов заслоны. Как скалы, стоят наши войска. Постепенно стихает напор врагов…
О том, как развивалась грандиозная битва у стен Москвы, как остановили и сокрушили наши солдаты фашистский «Тайфун», как сами перешли в наступление и разгромили под Москвой армии хвалёных немецких фельдмаршалов и генералов, вы и узнаете из книги рассказов о великой Московской битве.
Подвиг у Дубосекова
В середине ноября 1941 года фашисты возобновили своё наступление на Москву. Один из главных танковых ударов врага пришёлся по дивизии генерала Панфилова.
Разъезд Дубосеково. 118-й километр от Москвы. Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама. Здесь, на холме, на открытом поле, герои из дивизии генерала Панфилова преградили фашистам путь.
Их было двадцать восемь. Возглавлял бойцов политрук Клочков. Врылись солдаты в землю. Прильнули к краям окопов.
Рванулись танки, гудят моторами. Сосчитали солдаты:
– Батюшки, двадцать штук!
Усмехнулся Клочков:
– Двадцать танков!.. Так это, выходит, меньше чем по одному на человека.
– Меньше, – сказал рядовой Емцов.
– Конечно, меньше, – сказал Петренко.
Поле. Холмы. Перелески. Чуть поодаль петляет Лама.
Вступили герои в бой.
– Ура! – разнеслось над окопами.
Это солдаты первый подбили танк.
Снова гремит «ура!». Это второй споткнулся, фыркнул мотором, лязгнул бронёй и замер.
И снова «ура!». И снова. Четырнадцать танков из двадцати подбили герои. Отошли, отползли уцелевших шесть.
Рассмеялся сержант Петренко:
– Поперхнулся, видать, разбойник!
– Эка же, хвост поджал!
Передохнули солдаты. Видят – снова идёт лавина. Сосчитали – 30 фашистских танков.
Посмотрел на солдат политрук Клочков. Замерли все. Притихли. Лишь слышен железа лязг. Ближе всё танки, ближе.
– Друзья, – произнёс Клочков, – велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва.
– Понятно, товарищ политрук, – ответили солдаты.
– Москва!
Вступили солдаты в битву. Всё меньше и меньше в живых героев. Пали Емцов и Петренко. Погиб Бондаренко. Погиб Трофимов. Нарсунбай Есебулатов убит. Шопоков. Всё меньше и меньше солдат и гранат.
Вот ранен и сам Клочков. Поднялся навстречу танку. Бросил гранату. Взорван фашистский танк. Радость победы озарила лицо Клочкова. И в ту же секунду сразила героя пуля. Пал политрук Клочков.
Стойко сражались герои-панфиловцы. Доказали, что мужеству нет предела. Не пропустили они фашистов.
Разъезд Дубосеково. Поле. Холмы. Перелески. Где-то рядом петляет Лама. Разъезд Дубосеково – для каждого русского сердца дорогое, святое место.
Лопата
Война есть война. Всякое здесь бывает. Лопата и та стреляет. Москва готовилась к схватке с врагом. Вокруг города возводились оборонительные рубежи. Рылись окопы. Создавались баррикады, завалы, возводились проволочные заграждения, устанавливались «ежи» и надолбы. Тысячи женщин, стариков и подростков брали в руки кирки, ломы, лопаты…
Длинной полоской уходит ров. Вот он прямо идёт, вот чуть изогнулся, коленце сделал. Пополз чуть на взгорье. Сбежал к низинке. Пересёк оголённое поле. Ушёл за ближайший лес. Это противотанковый ров. Много их у границ Москвы. И этот. И чуть правее. И чуть левее.
И дальше – за лесом. И дальше – за полем. И дальше, и дальше – перекрывшие горизонт.
Костя Незлобин – студент-текстильщик. В землеройной студент бригаде. Просится Костя в армию:
– Я в роту хочу. Я – в снайперы.
Не взяли Незлобина в армию. Слаб оказался зрением. И вот в землекопах теперь Незлобин. Вместе с другими копает ров. Девушки рядом, подростки, женщины. Старшим – старик Ордынцев.
Объясняет Костя:
– Не взяли в снайперы.
– Тут тоже, Незлобин, фронт, – отвечает Ордынцев.
– Подумаешь, фронт! – усмехнулся Костя. – Канава, ров.
– Не ров, а военный объект, – поправляет старик Ордынцев.
Только сказал, как в небе низко, совсем над землёй, над людьми, над окопом, пронёсся фашистский лётчик. Бросил он бомбу. Открыл огонь.
– Ложись! – закричал Ордынцев.
Бросились люди на дно окопа. Переждали огонь врага. Трижды в тот день прилетали сюда фашисты.
– Ну, чем же тебе не фронт? – посмотрев на Костю, усмехнулся старик Ордынцев.
Ночь опустилась над лесом, над полем. На отдых ушли отрядники. Рядом на взгорке стоит деревня. Расположились в уютных избах. Только стал засыпать Незлобин, вдруг голос: