Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Меня зовут Гай Папий Мутил! – крикнул он. – Я самнит. И к концу этого года я буду править всей Италией, включая и Рим! Сопротивление бесполезно. Вы слабы, истощены, измучены. Горожане победили вас! Теперь вы заперты, как те животные, которые содержались тут обычно. Вас две тысячи в загоне, где прежде держали двести свиней. Не очень удобно, правда? Вы больны, вы голодны. Вам хочется пить. Но я пришел сюда сказать, что вас ожидает еще худшая участь. С сегодняшнего дня вас не станут кормить вовсе, а воду вы будете получать раз в пять дней. Однако у вас еще остался выбор. Вы можете записаться в легионы Италии. Подумайте об этом.
– Тут нечего думать! – крикнул в ответ Луций Постумий, командир гарнизона. – Мы останемся здесь!
Папий, улыбаясь,
– Я даю им шестнадцать дней, – сказал он. – Они сдадутся.
Дела складывались очень хорошо для италиков. Гай Видацилий вторгся в Апулию и находился там на бескровном театре военных действий. Ларин, Теан Апул, Луцерия и Аскул присоединились к италийскому делу, люди оттуда валом валили записываться в италийские легионы. И когда Мутил достиг берега у бухты Кратер, морские порты Стабии, Салерн и Суррент провозгласили себя италийскими, равно как и речной порт Помпеи.
Оказавшись обладателем четырех флотов военных кораблей, Мутил решил перенести кампанию на море, предприняв атаку против Неаполя. Но Рим имел гораздо больший опыт войны на море, нежели италики. Командующий римским флотом Отацилий загнал италийские суда обратно в их порты. Решив не сдаваться, неаполитанцы мужественно боролись с пожарами – Мутил забрасывал прибрежные склады из корабельных катапульт зажигательными снарядами, наполненными нефтью.
В каждом городе, где населению удавалось вступить в союз с Италией, римляне уничтожались. Среди таких городов оказалась и Нола. Храбрая хозяйка, давшая приют Сервию Сульпицию Гальбе, погибла, разделив участь прочих римских граждан. Узнал об этом избиении и умирающий от голода гарнизон Нолы; он все еще держался. Наконец Луций Постумий собрал в тюрьме общий совет, что было вовсе нетрудным делом: две тысячи людей в загоне для двух сотен свиней были скучены так тесно, что не хватало даже места, чтобы лечь.
– Я считаю, что все рядовые легионеры должны сдаться, – сказал Постумий, глядя на изнуренные лица своих товарищей. – Италики намерены уничтожить нас, можно не сомневаться. Я не должен сдаваться им, пока жив, потому что я легат и таков мой долг. Однако у вас, легионеров, по отношению к Риму долг другого рода. Вы должны остаться в живых, чтобы впоследствии сражаться против другого врага нашей родины – против врага внешнего. Поэтому присоединяйтесь к италикам, умоляю вас! Если сможете после этого перебежать к своим, бегите. Но любой ценой останьтесь в живых. Останьтесь в живых ради Рима. – Он помолчал. – Центурионы тоже могут сдаться. Без своих центурионов Рим проиграет любую войну. Что касается моих офицеров, то, если кто пожелает капитулировать, я его пойму. Если откажется, то я также пойму.
Луцию Постумию понадобилось много времени, чтобы убедить легионеров исполнить то, чего он от них требовал. Все жаждали умереть, чтобы только показать этим италикам, что их пленники – настоящие римляне. Но в конце концов Постумий победил, и легионеры сдались. Однако, как он ни пытался, ему не удалось убедить своих офицеров. Они все погибли – центурионы, военные трибуны и сам Луций Постумий.
Еще до того, как последний человек умер в ноланском свином загоне, Геркуланум перешел на сторону италиков и перебил своих римских граждан. Радостный, уверенный в себе, Мутил начал развивать наступление на море. Молниеносные рейды были во второй раз предприняты против Неаполя, а также против Путеол, Кум и Таррацины; это создало на побережье Лация конфликтную ситуацию и обострило назревшие противоречия между римлянами, латинянами и италиками. Командир флота Отацилий упорно отбивался, и ему удалось предотвратить захват италиками портов за Геркуланумом, хотя многие строения на побережье сгорели и погибло большое число людей.
Когда стало ясно, что вся территория полуострова к югу от Северной Кампании занята италиками, Луций Юлий Цезарь стал держать совет со своим старшим легатом Луцием Корнелием Суллой.
– Мы полностью отрезаны от Брундизия, Тарента и Регия, – мрачно заметил Луций Юлий Цезарь, – в этом нет никакого сомнения.
– Если это так, то нам следует забыть о них, – ободряюще ответил Сулла. – Лучше сосредоточить внимание на Северной Кампании. Мутил осадил Ацерру, а это означает, что он движется к Капуе. Если Ацерра сдастся, Капуя также падет. Сердцем она с италиками.
Луций Цезарь уселся с обиженным видом.
– Как ты можешь быть таким… таким веселым, если нам не удается сдержать Мутила или Видацилия? – спросил он.
– Я весел, потому что мы победим, – решительно ответил Сулла, – Поверь мне, Луций Юлий, мы победим! Ты же знаешь, это не выборы. На выборах досрочное голосование определяет результат. Но на войне победа в конечном счете достается той стороне, которая не сдается. Италики сражаются за свою свободу, как они говорят. Сейчас, при поверхностном взгляде, это может показаться лучшим из всех побуждений. Но это не так. Это смутное представление. Это идея, Луций Юлий, и не более того, в то время как Рим сражается за свою жизнь. И именно поэтому Рим победит. Италики вовсе не борются за свою жизнь – в том смысле, в каком борется за нее Рим. Италики знают ту жизнь, которую вели из поколения в поколение. Подобное существование не может считаться идеалом. Вряд ли это то, чего они хотят для себя и своих детей. Но эта их жизнь – она осязаема. Погоди, Луций Юлий, дай мне закончить! Когда италийский народ устанет сражаться за бесплотную мечту, баланс сил сложится не в пользу Италии. Италики не представляют собой единого организма! У них нет общей истории и традиций, как у нас. Они не имеют mos majorum! Рим реален, Италия – нет.
Хотя Луций Цезарь и слушал эти речи, разум его, очевидно, был к ним глух.
– Если нам не удастся сдержать италиков и мы пропустим их в Лаций, мы погибли. И я не думаю, что нам удастся их удержать.
– Мы не пропустим их в Лаций! – настаивал Сулла, ни на йоту не теряя своей уверенности.
– Каким образом? – спросил его болезненный человек, сидя в кресле командующего.
– А вот каким, Луций Цезарь. Я принес тебе добрые вести. Твой двоюродный брат Секст Цезарь и его брат Гай Цезарь высадились в Путеолах. Их корабли привезли две тысячи нумидийской кавалерии и двенадцать тысяч пехоты. Вдобавок ко всему большинство пехотинцев – ветераны. Африка выделила для нас тысячи старых солдат Гая Мария – слегка поседевших, но полных решимости драться за родную землю. На этих днях они должны прибыть в Капую, чтобы довооружиться и пройти переподготовку. Квинт Лутаций считает, что четыре легиона лучше, чем пять недоукомплектованных, и я с ним согласен. С твоего позволения, я пошлю два легиона Гаю Марию на север, поскольку он теперь главнокомандующий, а два других мы будем держать здесь, в Кампании. – Сулла вздохнул, торжествующе улыбаясь.
– Не лучше ли было бы держать их все здесь, в Кампании? – спросил Луций Цезарь.
– Я не считаю, что мы можем так поступить, – ответил Сулла спокойно, но очень твердо. – Потери войск на севере были значительно более крупными, чем у нас. В Фирме вместе с Помпеем Страбоном заперты всего два закаленных в боях легиона.
– Полагаю, ты прав. – Луций Цезарь старался скрыть разочарование. – Несмотря на все мое отвращение к Гаю Марию, должен признать, что я сплю спокойнее с тех пор, как он взял на себя командование. Дела на севере, может быть, пойдут лучше.
– Они пойдут лучше и здесь! – радостно воскликнул Сулла, пытаясь скрыть свое раздражение. Боги, дали же ему такую бесцветную личность в качестве командующего! Он наклонился через стол к Луцию Цезарю, лицо его вдруг посуровело. – Мы должны оттянуть Мутила от Ацерры еще до того, как новые войска будут готовы, и у меня есть план, как это сделать.
– Какой?
– Позволь мне взять два лучших легиона из тех, что есть у нас сейчас, и пойти к Эзернии.
– Ты уверен?
– Поверь мне, Луций Юлий, поверь мне!