Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
Мамерк не замедлил с ответом:
– Я говорю тебе «да», Марк Эмилий.
На этом их беседа окончилась. Из дома Скавра Мамерк отправился непосредственно к Сервилии Гнее и ее матери. Они жили в прекрасном месте на стороне Палатина, обращенной к Большому цирку, но Мамерк сразу заметил, что Цепион хотя и разрешил женщинам жить в этом доме, но оказался не настолько щедр, чтобы платить за его ремонт. Краска на оштукатуренных стенах шелушилась, потолок в атрии был покрыт большими пятнами сырости и плесени, в углу гипс отвалился, обнажив войлок и дранку. Росписи, некогда
Мамерк хотел увидеться с ними обеими, и обе вышли к нему. Порция была полна любопытства. Разумеется, она знала, что Мамерк женат: ни одна благородная римская мать, имеющая дочь на выданье, не преминет разузнать все о каждом молодом человеке ее круга.
Обе женщины оказались темноволосы, Сервилия Гнея даже темнее, чем ее мать. И – некрасивее, хотя мать обладала большим, истинно катоновским клювоподобным носом, а у дочери носик был маленьким. Сервилия Гнея была ужасно прыщава, глаза ее, близко поставленные, напоминали свиные, а тонкогубый рот был бесформенно широк. Мать держалась гордо и высокомерно. Дочь выглядела просто мрачной; ее категоричный характер и полное отсутствие чувства юмора отпугнули бы и более отважного молодого человека, чем Мамерк. Впрочем, он и не думал пытать здесь удачи.
– Мы ведь родственники, Мамерк Эмилий, – милостиво произнесла мать. – Моя бабушка была Эмилия Терция, дочь Павла.
– Да, разумеется, – подтвердил Мамерк и сел там, где ему указали.
– Мы также в родстве с Ливнями, – продолжала пожилая матрона, присев на кушетку напротив него. Дочь устроилась рядом с нею.
– Знаю, – сказал Мамерк, будучи в затруднении, каким образом сообщить причину своего прихода.
– Чего ты хочешь? – спросила Порция, сразу решив его проблемы.
Мамерк не любил много говорить, прежде всего потому, что его мать была Корнелией из рода Сципионов. Порция и Сервилия Гнея слушали очень внимательно, ничем не выдавали своих мыслей.
– Если я верно поняла, ты хотел бы, чтобы мы жили в доме Марка Ливия Друза в течение следующих тринадцати-четырнадцати лет? – спросила Порция, когда он замолчал.
– Да.
– И после этого моя дочь, получив двести талантов в приданое, сможет выйти замуж?
– Да.
– А я?
Мамерк моргнул. Он всегда считал, что матери остаются в доме, принадлежащем pater familias, но тут речь шла о доме, который Скавр собирался продать. «Каким храбрым должен быть тот зять, который пригласит такую тещу к себе в дом!» – подумал Мамерк, усмехнувшись про себя.
– Что бы ты сказала о пожизненном проживании на прибрежной вилле в Мизене или в Кумах с обеспечением, соответствующим нуждам матроны на покое? – спросил он.
– Я согласна, – немедленно ответила она.
– Тогда, если все это будет оформлено законным и обязующим договором, могу ли я полагать, что вы возьмете на себя труд присматривать за детьми?
– Можешь. – Порция опустила свой удивительный нос. – У детей уже имеется педагог?
– Нет. Старшему
– Тем не менее, Мамерк Эмилий, я считаю, что совершенно необходимо, чтобы ты подыскал хорошего человека, который жил бы у нас в качестве наставника всех трех детей, – заявила Порция. – Ведь в доме не будет мужчины. Даже не говоря о защите от опасностей, для блага детей, я считаю, в доме должен быть авторитетный человек, жилец дома, не имеющий статуса раба. Педагог должен быть идеальным.
– Ты совершенно права, Порция. Я сразу же займусь его поисками, – сказал Мамерк, собираясь уходить.
– Мы придем завтра, – пообещала Порция, провожая его до дверей.
– Так скоро? Я, конечно, очень рад, но разве вам не нужно что-то уладить, собраться?
– У меня и моей дочери, Мамерк Эмилий, нет ничего, только кое-что из одежды. Даже слуги принадлежали хозяйству Квинта Сервилия Цепиона. – Матрона придержала дверь, выпуская визитера. – Счастливого пути. И благодарю тебя, Мамерк Эмилий. Ты спас нас от худшей нужды.
«Да, – подумал Мамерк, спеша к базилике Семпрония, где он надеялся купить подходящего педагога. – Я счастлив, что я – не один из этих шести бедных детей. Хотя для них подобные надзирательницы – гораздо лучше, чем моя Клавдия!»
– У нас в списках мало подходящих людей, Мамерк Эмилий, – сказал Луций Дуроний Постумий, владелец одной из двух лучших в Риме контор, поставлявших педагогов.
– А какова на сегодня цена превосходного педагога? – осведомился Мамерк, которому до сих пор не приходилось заниматься подобными делами.
Дуроний поджал губы:
– Повсюду берут от ста до трехсот тысяч сестерциев. И даже больше, если товар особенно хорош.
– Фью! – присвистнул Мамерк. – Катону-цензору это не показалось бы забавным!
– Катон-цензор был занудным старым скупердяем, – отрезал Дуроний, – даже в его время хороший педагог стоил гораздо больше, чем несчастные шесть тысяч.
– Но я покупаю наставника для трех его прямых наследников!
– Так ты берешь или нет? – спросил Дуроний со скучающим видом.
Мамерк подавил вздох. Присмотр за этими шестью детьми оказался довольно дорогим делом!
– О, разумеется, возьму. Когда я смогу посмотреть на кандидатов?
– Как только я соберу всех готовых на продажу рабов со всего Рима, я пошлю их по кругу к твоему дому с утра. Какая твоя самая высокая цена?
– Откуда я знаю? Как насчет лишней сотни тысяч сестерциев? – воскликнул Мамерк, подняв кверху руки. – Делай, что хочешь, Дуроний. Но если ты подсунешь мне болвана или сумасшедшего, я с превеликим удовольствием кастрирую тебя.
Он не сообщил Дуронию, что намерен дать свободу человеку, которого купит, – это только повысило бы запрашиваемую цену.
Педагога следовало освободить частным образом и зачислить в клиенты Мамерка. Это означало, что он не сможет так легко оставить свою профессию, как если бы он оставался рабом. Клиент-вольноотпущенник принадлежал его бывшему хозяину.