Битва за сектор. Записки фаната
Шрифт:
– А одежда-то где ее?
Марина пожал плечами.
– Ну вы, чуваки, бля, даете!
Тем временем Падшая женщина пришла в себя, и, похоже, ничуть, не удивилась тому, что она спала, выставляя напоказ свое естество.
– Тебя ребята в гости приглашают, - сказал ей Марина. Падшая женщина кивнула, дембеля накинули ей на плечи френч, и ушли с девушкой, которой кто-то из нас успел дать кеды.
Через полчаса тот самый дембель, что договаривался с Мариной, ворвался в наш вагон, крича: «Она ебанутая, эта девица ваша!»
– Что случилось?
– спросил Марина.
–
– Когда вы ее уводили, она кусалась? Нет! Так какие претензии?! Тем более мы уже все выпили и потратили.
Поезд остановился на какой-то станции, и в наш вагон вернулась Падшая женщина в солдатской рубахе большого размера, она пробежала по платформе. Девица довольно улыбалась.
– Как я их развела, а? У вас есть что-нибудь выпить? Ну, налейте, парни, а то я замерзла.
Мы ей налили водки, кто-то из парней дал ей тренировочные, в которых она потом и разгуливала по белорусской столице.
В Минск прибыли рано утром, еще до рассвета, накрапывал дождь. Чтобы укрыться от непогоды, мы залезли в купейные вагоны, отогнанные в ночной отстой. Я расположился в одном купе с Мариной. Где-то за стенкой попискивала Падшая женщина, то ли ее кто-то трахал, то ли она чихала. А Марина посвящал меня в историю армейского фанатизма:
– Есть нормальные команды, тот же «Зенит» - в принципе команда нормальная, а есть - «мясо». Одного только не пойму, зачем фанаты «Зенита» дружат с «мясниками»? «Мясники» - это же ублюдки, Ара! Они не держат слова. Как-то мы с ними договорились биться десять человек на десять человек. Мы сдержали слово, а их приперлось человек двадцать, да еще и с арматурой. Кто они после этого? И ты знаешь, «Спартак» никогда бы ничего не завоевал, если бы за него не болели люди из Политбюро.
Затем Марина начал читать антиспартаковские стихи:
И говорил Олег Романцев,
Что родом он из мексиканцев.
Какой ты, на хуй, мексиканец!
Ведь ты ж «спартаковский» засранец!
– Классные стихи! Только я не понял, при чем тут мексиканцы? Ведь Романцев не похож совсем на мексиканца…
– Да это так… для рифмы… Играть-то он все равно никогда не умел. Или вот еще послушай:
Мясник, ты снова рвешься ввысь.
Смотри, мясник, не наебнись,
Ведь в 78-м году
Ты вылетал уже в пизду.
– Здорово, Марина! Просто здорово!
– А как тебе это: «По воротам бил Хапсалис - на трибунах все уссались».
– Просто супер, Марина! Хапсалис - тот еще мазила. А на хоккее вы чего-нибудь распеваете? Как поддерживаете игроков?
– Да те же шизовки, что и на футболе, кричим. Но есть одна специальная песня:
И снова армейцы выходят на лед.
Огромный
Дроздецкий Коля свой гол забьет,
И наши армейцы выйдут вперед!
Песню надо было петь на мотив советского шлягера «Наш мир непрост». «Классно переделали!» - подумал я и решил, что для СКА эта песня тоже подходит, достаточно лишь поменять Колю Дроздецкого на Колю Маслова. Мне удалось привить традицию петь эту песню на матчах СКА, а когда в Ленинград вернулся доигрывать мега-звезда советского хоккея Николай Дроздецкий, то можно уже было ничего и не переделывать.
Из-за стенки перестали доноситься писки Падшей женщины. Я и Марина постепенно проваливались в сон. Проснулись мы от криков в коридоре вагона: «Стоять! Всем на пол! На пол все легли! Куда, сука?!» Спросонья я не сразу разобрался, что стряслось, отворил дверь купе и тут же упал от сильного удара в грудь. Падая, ударился головой о столик и потерял сознание. Очнулся я от того, что меня кто-то бил по щекам, этим кто-то оказался мент.
– Давай вставай, вставай, быстро!
Я поднялся. Марины рядом не было, как потом я узнал, он сумел быстро открыть окно, выпрыгнуть и убежать. Ведь если бы его взяли менты, то на свободе он бы оказался не скоро - за грабеж в совке давали большие сроки.
Марина потом объявился в Ленинграде. Не знаю, каким образом, но он потерял штаны и ходил в хлопчатобумажных тренировочных с пузырями на коленках. Он спросил, нет ли у меня штанов, которые я мог бы ему подарить. У меня были штаны, мне они достались от моего родственника, московского модника, но я в них ходить не решался, это были серые брюки в клетку, а гульфик не закрывался клапаном. Но Марине они понравились.
– На тебе взамен, - сказал он, и снял с себя джинсовую куртку. А джинсовая куртка по тем временам была большой ценностью. В ней я проходил аж до второго курса института.
Что до той облавы в Минске, то нас вычислили работники железной дороги и сообщили ментам. Правда, все обошлось. Менты проверили наши документы и всех отпустили.
– В вагоны только больше не залезайте, сидите в зале ожидания, - сказал, выдворяя нас, добродушный пожилой мент.
Естественно, небольшие проблемы возникли у Падшей женщины: документы она потеряла вместе с вещами. Падшая женщина провела в пикете на час больше, чем мы.
– Парни, дайте закурить, а то я устала, - только и сказала она, когда села рядом с нами. Ее и без того грязные тренировочные были заляпаны пятнами слизи.
В моем послужном списке есть уникальный выезд - Таллин, куда в октябре 1985 года были перенесены два домашних (!) матча СКА. Ни до, ни после этого в Таллине матчи хоккейного чемпионата Союза не проходили. В Эстонию я поехал вдвоем с приятелем, далеким от околоспортивных дел. Он просто поехал со мной за компанию - развеяться перед службой в армии. Мы три дня провели в Таллине, от нечего делать обошли все музеи. На ночлег нас приютила команда, защитник Игорь Евдокимов отдал мне свой матрац, и я спал на полу в его номере.