Битвы за корону. Прекрасная полячка

Пророчица сидела подле, вперившись в меня тяжелым взглядом. Мне по-прежнему не удавалось пошевелиться, тело словно окаменело. Силясь скинуть с себя странное оцепенение, я напрягся что есть мочи, но… бесполезно. А секундой позже и она сама подтвердила:

— Не тужься понапрасну.

Глаза ее ярко светились во мраке ночи. В зрачках полыхало кроваво-красное зарево. Но это были не отблески костра, разведенного моими гвардейцами, — тот оставался за ее спиной. И тишина кругом. Все застыло, замерло, затаившись от страха. Одни звезды продолжали беспечно кружиться над головой, да и то… В обычное время они перемещались по небу еле заметно, а тут

буквально плыли по кругу друг за другом, словно облака при сильном ветре. Лишь одна, и тоже кроваво-красная, точь-в-точь как огонь в зрачках старухи, вперившейся в меня, оставалась неподвижной, застыв в самом центре кружащегося вокруг нее хоровода.

— Не о том думаешь, — поторопила она меня. — Ты до сих пор не выбрал, а времени все меньше и меньше. Решайся, да поскорее, не то мне не успеть.

Она не лгала — я знал, действительно хотела мне помочь. Но за помощь она назначила чересчур дорогую плату, и я никак не мог сделать выбор между своими гвардейцами. Как назло, передо мной лежали, безмятежно сопя или похрапывая, лучшие из лучших.

— Не могу, — выдавил я.

— Тогда…

Она не договорила, но я и без того знал, что будет тогда. Плохо. Очень плохо. Хуже некуда. И не одному мне, но и двум самым близким мне людям, одного из которых я сейчас мог спасти. Гвардеец — цена. Честная сделка, ничего не скажешь — жизнь за жизнь. Ах да, про себя забыл. Тогда вообще выгода. Почти как в рекламе. Правда, там два в одном, а у меня один за двоих. Но вначале предстояло выбрать этого одного, а я не мог.

— Так кто? Стременной?

— Нет! — торопливо выпалил я. — Мы с ним огонь и воду прошли. Он для меня… Нет, только не он.

— Тогда кто?

А действительно, кто? Вон с теми я плечом к плечу отбивался на волжском берегу, а чуть позже стоя на струге. Рядом спят те, кто стоял насмерть в Москве в бою со шляхтичами, подле них…

— Еще немного, и станет поздно, — предупредила ведьма.

Я до крови прикусил губу, заставляя себя поторопиться, и… проснулся.

«Приснится же такое», — облегченно вздохнув, улыбнулся я и… поморщился от боли в нижней губе. Осторожно потрогал ее — больно. Поднес пальцы поближе к горящей свече — в крови. Получается, кошмар кошмаром, а тяпнул-то я себя всерьез.

Интересно, какой такой страшный выбор мне предстоял, если я столь панически бежал от него из своего сна? Я нахмурился, вспоминая, но с удивлением обнаружил, что припомнить у меня не получается. Детали — да, но несущественные и ни о чем не говорящие. Да и лица ведьмы не мог припомнить — одни глаза и зрачки, горящие багрово-красным.

«Ну и бог с ним, с этим кошмаром», — сделал я глубокомысленный вывод, черпая ковшиком квасок из братины, стоящей в моей опочивальне. С наслаждением допив содержимое ковшика, я потянулся и… застыл, припомнив, что, по моим прикидкам, именно сегодня в Москве должно произойти убийство Дмитрия. Получалось, мой кошмар — не совсем чушь, а, скорее, отголосок неких сомнений.

Странно, ведь на самом деле наяву я свой выбор сделал накануне. Или у меня остались колебания? Да нет, едва царь сознался, что после завоевания Речи Посполитой займется введением церковной унии на Руси, я понял: мешать его убийцам нежелательно. Пускай лучше погибнет один, чем позже вся страна утонет в крови.

Тогда почему сейчас?.. Я потер лоб, пытаясь вспомнить лицо пророчицы, но не смог. Немудрено. Грязные, спутанные космы волос закрывали его чуть ли не наполовину.

«Ладно, — отмахнулся я. — Сон, он и есть сон. Лет через пятьдесят займусь их разгадыванием, а нынче не до того…» — И я принялся одеваться, не забыв посмотреть на горящую свечу, стоящую в небольшом поставце.

Странно, судя по ее высоте, убавившейся от силы на пару сантиметров, спал я совсем недолго, максимум полчаса. Часы в кабинете подтвердили

мое предположение. Половина шестого — для заутрени и то рано. Мелькнула мысль поваляться немного в постели, но голова на удивление свежая, а значит, ни к чему. Лучше лишний разок все прикинуть, взвесить и… приступать к утреннему омовению.

— Что день грядущий нам готовит? — промурлыкал я себе под нос, плюхнувшись за стол, и сам ответил на этот вопрос: «А готовит он нам убийство царя Дмитрия», но сразу осадил себя, укоризненно заметив: «Не факт». Да, в той, официальной истории его действительно завалили бояре, а в нынешней, после того как я по нелепой случайности угодил в это время и теперь вся история Руси пошла вразнос, может случиться всякое…

Поначалу мое появление здесь в начале семнадцатого века (если быть точным, то где-то в январе 1604 года), равно как и мои первые действия, мало что могло изменить в грядущих событиях. Подумаешь, выручил жителей какой-то крохотной деревни, не дав им помереть от голода.

Дальше в общем-то тоже ерунда, включая спасенного от смерти с моей подачи Марьей Петровной и волхвом Световидом Квентина Дугласа, приглашенного из Шотландии, дабы преподавать уроки танцев царевичу Федору Годунову. Сам по себе этот паренек навряд ли мог привнести в грядущее какие-либо серьезные изменения, но именно его появление в моей жизни и послужило катализатором остальных событий.

Сперва малых. Жить-то на что-то надо, и я попросил Квентина посоветовать царевичу взять в учителя и меня, благо имел за плечами философский факультет МГУ. Дуглас поначалу усомнился в знатности моего происхождения. Пришлось поведать историю о подло убитом шотландском короле Дункане, пересказав трагедию Шекспира «Макбет» и пояснив, что сей король — мой далекий предок. Мол, позже один из сыновей Дункана выехал в Италию да там и осел. Вот так я и стал в одночасье князем Мак-Альпином, как, оказывается, именовали ту королевскую династию.

Однако царь Борис Федорович с первой встречи заподозрил во мне сына князя Константина Монтекки, или, как сам государь называл его, Монтекова. Да и как не заподозрить, когда мое лицо — копия дядькиного, а тот, попав в средневековую Москву, но намного раньше, чуть ли не на три с половиной десятка лет, успел познакомиться с юным Годуновым и даже гульнуть у него на свадьбе.

Я не хотел признаваться в своем родстве, невзирая на то что у Бориса Федоровича остались о дяде Косте самые прекрасные воспоминания. Слишком сильно во мне горело желание добиться всего самому, без протекции. И без того мне в память о дядьке оказывали помощь именно его давние знакомые: бывшая ведьма Светозара, ставшая травницей, волхв Световид, сын купца Ицхака Барух… Должен же я хоть немногого добиться сам.

Увы, жизнь внесла свои коррективы. Дело в том, что Квентин по уши втюрился в царевну Ксению, хотя ни разу и не видел ее. Да-да, бывает и такое. И, узнав об отправке Годуновым посольства на Кавказ с задачей найти невесту для сына и жениха для своей дочери, пошел напролом, заявив царю, будто он — сын английского короля Якова, недавно сменившего Елизавету I. Пришлось спасать дуралея и пойти на признание.

Но и после того как я «раскололся» перед государем, что являюсь сыном князя Монтекова, особо больших изменений в истории ожидать не приходилось. Но дальше… За время своего учительства я искренне привязался к младшему Годунову. Поверьте, подросток этого заслуживал, будучи умницей, каких мало. Историю я знал не ахти, в школьных рамках, но о Лжедмитрии I, из-за которого спустя всего год суждено погибнуть пареньку, мне было известно. И первая моя идея, на которую я уговорил старшего Годунова, — создание особого полка, высокопарно поименованного мною Стражей Верных.