Битвы за корону. Прекрасная полячка
Шрифт:
Я тоже топал навстречу своему ученику не по снегу — по знаменам, брошенным мне под ноги вторым десятком. Мы сближались, а в это время остальные десятки продолжали застилать польскими знаменами свободное пространство между нами. Когда до Годунова с Мнишковной осталось несколько шагов, Дубец аккуратно положил мне на протянутые руки саблю гетмана, которую умельцы кузнецы в Великом Новгороде успели починить. Барабаны смолкли.
— Она, — пояснил я в наступившей тишине, — месяц назад принадлежала великому гетману литовскому и лучшему из воевод Речи Посполитой ясновельможному пану Ходкевичу. — И протянул ее Федору.
Тот в радостном порыве, не обращая внимания на Марину, раскинул руки в стороны и ринулся ко мне. Вообще-то я планировал чуточку иначе, но остаток задуманного все равно осуществил. Годунов не успел заключить меня в свои объятия, как я, обернувшись, требовательно крикнул, во всеуслышание произнеся то слово, которым впервые назвал своего ученика перед отъездом в Прибалтику:
— Государю всея Руси слава!
— Слава! — взревели три тысячи глоток.
Но склониться перед ним в поклоне не вышло — он перехватил меня и крепко обнял.
— Ах, княже, княже, — бормотал Федор, прижимая меня к своей груди. — Какой же ты молодец…
Я отвечал тем же и вдруг прямо перед собой увидел кое-кого среди бояр. В отличие от многих других лицо этого человека мне было хорошо знакомо. Пожалуй, чересчур хорошо.
Уж кого-кого, а Семена Никитича Годунова я никак не ожидал увидеть в свите государя. Да не просто в свите, но в ее первых рядах. И пристальный взгляд его, устремленный на меня, ничего хорошего не сулил. Эдак с прищуром, словно в прицел брал. Правда, заметив, что я на него смотрю, он вмиг заулыбался, но тоже весьма многозначительно, словно прикидывая, с какого места лучше начать терзать.
А Федор, по-прежнему продолжая обнимать меня, бормотал, подтверждая мои догадки:
— А у нас столько перемен, столько перемен…
— Вижу, — подтвердил я, окончательно приходя к выводу, что многое предстоит начинать заново. И на сей раз мне придется как бы не тяжелее, чем тогда, в начале марта. Вновь Марина, опять Романов, да тут еще и Аптекарь…
«Прорвемся», — попытался развеселить я себя, но в памяти вновь всплыли слова из мрачного пророчества Ленно: «А знак… Когда его увидишь, сам поймешь, не ошибешься».
Сон? Ну да, кто спорит. Разумеется, сон.
Вот только хотел бы я знать, откуда на моей руке тонкий шрам от пореза и куда исчез подаренный царевной перстень с синь-лалом? А заодно выяснить, отчего в мае неожиданно выпало столько снега?..