Битые козыри
Шрифт:
— Мне плевать на то, как это называется. Но по чему ты меня не предупредил?
— Я не думал, что счет иссякнет так быстро. Да и что бы изменилось?
— Ничего, — сказала Лиз и пошла в ванную.
— Не выбрасывай пижаму, — напомнил ей Арт.
Лиз остановилась в дверях и пошатнулась, как будто его слова ударили ее по затылку. Она не ожидала, что катастрофические последствия наступившей тишины скажутся так скоро.
Как и у всех благополучных людей, примыкавших к служащим высшего ранга, никакого запаса белья и одежды у Зюдеров не было. Автоматические поставщики фирмы «Уандей корпорейшн», смонтированные во всех домах первой и второй категории, располагались тут же,
Все, что выпускала «УК», было рассчитано на однодневное пользование. Дата выпуска, которой фирма украшала все свои изделия, исключала возможность повторного их применения. Каждый встречный мог по дате определить, насколько вы отстали от моды, а проще говоря — насколько плохи ваши дела.
Готовясь ко сну, потребитель со спокойной совестью выбрасывал в утилизатор все устаревшее за день и ложился спать, уверенный, что завтра сможет выбрать новое, свежее, только что, за ночь, вошедшее в моду.
Витрина-поставщик скрывалась в простенке гардеробной, декорированном под старинный платяной шкаф. Там она медленно двигалась сверху вниз — ярко освещенная, радующая глаз и притягивающая руки. Лиз подбежала к шкафу, распахнула дверцы, и глаза ее не могли бы стать более удивленными, даже если бы увидели привидение. Вместо движущейся витрины перед ней торчала одна-единственная полка.
Фирма «УК» не оставляла своих обанкротившихся клиентов нагишом. Она только лишала из возможности выбирать и надеяться на завтра. Лиз могла взять полный комплект одежды. Рядом лежал комплект для Арта. Все выглядело хотя и скромно, но прилично. Это была одежда неудачников. Носить ее придется не день и не два… И никакой надежды на смену.
Лиз рухнула на пол и зарыдала. Арт отыскал в ванной флакон оптимизирующего аэрозоля, поставил регулятор на отметку «душевный подъем», опрыскал голову Лиз, и она успокоилась — слезы высохли, руки перестали дрожать. На ее лице даже пробилась улыбка, гарантированная «эффектом оптимизоля». Где-то в недрах психики Лиз шла борьба между естественным горем и проникшими через слизистую носоглотки молекулами искусственной радости. Горе сдавалось не сразу, и радость выглядела довольно жалкой.
Арт стал деловито знакомиться с тем, что у них осталось. То, что остановились и замолчали автоматы-поставщики парфюмерных, фармацевтических и других фирм, его мало тронуло. Но вид кулинарной установки, поставлявшей завтраки, обеды, ужины, его огорчил. Elite вчера на уровне глаз скользили тарелочки с горячими и холодными закусками, с деликатесами, с напитками любой крепости и отменного вкуса. Все это испарилось. На подносе стояли две порции синтетических сосисок и две чашки с жидкостью, лишь цветом намекавшей на свои родственные отношения с кофе.
Арт знал, что фирма верна своему лозунгу: .»Никто из работающих у нас не будет страдать от голода, даже потеряв работу». Глядя на сосиски, он подумал: «Не только от голода, но и от обжорства тоже». Впервые мелькнула у него мысль, что так называемая кухня, еще лет сто назад служившая предкам средством для изготовления пищи, вовсе не такая уж лишняя и смешная вещь, как это кажется сейчас, когда смотришь исторические фильмы.
Совсем, уж неприятный сюрприз преподнесла ему установка «Телепресс», каждые три часа выдававшая выпуск газеты, составленной по его индивидуальным запросам. Вместо привычного набора научных новостей на экране проплывала и таяла голая, ничем не сдобренная реклама новых вещей, только что выпущенных в продажу и вытеснивших то, что было необходимо несколько часов назад.
Из ванной донесся новый всплеск рыданий. Лиз обнаружила, что из десяти кранов, подававших воду, насыщенную разными солями и благовониями, действующими остались только два: для просто холодной и просто горячей. Бедняжка никак не могла примириться с лишениями, отбрасывавшими ее в те умопомрачительно далекие времена, которые в головке Лиз соседствовали с каменным веком. Хотя число кранов росло на ее глазах, но каждый новый становился таким же необходимым, как и все предыдущие. Она уже и представить себе не могла, как обойтись без воды «антарктической, ледниковой для освежения подмышек» или «душистой гейзерной для промывки ушей». И вдруг — «просто холодная»… Эта вода переполнила чашу страданий.
Арт еще раз подивился оперативности компьютеров, мгновенно сработавших по всем каналам, как только на его счете была зафиксирована цифра, близкая к нулю. Он усилил концентрацию оптимизоля до отметки «ликующий смех», прыснул жене прямо в лицо, и спустя пять секунд она уже хохотала, как в самые счастливые минуты своей жизни. А слезы отчаяния, оставшиеся на щеках, выглядели безобидной влагой, выжатой смехом. Правда, действие «оптимизоля» было кратковременным, и злоупотреблять им не рекомендовалось из-за происходивших попутно неурядиц в мозгу, но как бы там ни было, приступы горя он сбивал.
Взглянув на завтрак, Лиз вздрогнула и заявила, что уезжает к матери. «У тебя в резерве работа, — сказала она на прощанье, — пусть будет в резерве и жена».
Арт услышал, как взвыл мотор «Спинэля», на котором Лиз оторвалась от взлетной площадки. Свернув в магнитный тоннель «Восток — Запад 24-бис», она понеслась к своей мамаше.
Ничего неожиданного в этом не было. Именно потому, что Арт предвидел бегство жены, он и скрывал от нее увольнение, состоявшееся еще два месяца назад. Если бы он предупредил ее, она ушла бы раньше, зато он продержался бы значительно дольше. Только своими туалетами прикончила Лиз его счет за такой короткий срок. И не зря у него покачнулось сердце, когда она потянула с витрины последнюю модель вечерней набедренной повязки из трех лепестков.
Когда-то этих лепестков было восемь или даже двенадцать. Долгое время их модернизация шла за счет укорачивания. Потом, когда дальнейшее укорачивание перестало открывать что-нибудь новое, модельеры стали сокращать число лепестков. Сокращали по одному, и каждый раз приходилось выкладывать кучу денег. Наконец дошли до четырех лепестков, и казалось, что на этом процесс сокращения закончился. Но какой-то новатор с помощью компьютера рассчитал и сконструировал трехлепестковую набедрянку, и Лиз, разумеется, не могла устоять. Ради того, чтобы один раз появиться в этой, расшитой золотыми нитями, ничего не прикрывавшей повязке, она смахнула со счета две трети того, что на нем оставалось. Правда, она не знала, что новых поступлений не будет. Но если бы знала, то улетела бы к мамаше еще месяц назад…
В свое время отец Зюдера предупреждал сына, что точные науки — шаткая основа для благополучия. Слишком много людей теснилось в лабораториях, университетах, институтах — каждый второй взрослый человек топтался у научной кормушки, но только единицы пробивались к завидным должностям и окладам. Отец убеждал Арта заняться солидным бизнесом — профессией вечной и прибыльной. «Когда у тебя будет свое дело, — говорил он, — любой компьютер будет твоим слугой. Только от тебя будет зависеть, как далеко ты продвинешься. А всю эту ученую шайку электронные умники обязательно раздавят».