Бизнесмены
Шрифт:
– А вот здесь я не могу сказать точнее, – фея поморщилась, – какой-то из рабочих потоков энергии затрагивает центр возбуждения у челов, и они начинают более ярко реагировать на события, видеть их несколько искаженными. Может быть, дело в этом?
– Нет, – Ираклий поморщился, – такая теория меня не устроит.
– Тогда обращайтесь к эрлийцам! – фыркнула фея. – Здесь нужен глубокий анализ изменений в психике, а я вам большего сказать не смогу.
– Хорошо. – Ираклий встал из-за стола, подчеркивая окончание разговора. – Не скажу, будто я доволен результатами, но контракт вы выполнили. Возможно, вы действительно правы. Если я позже попрошу вас ознакомить с вашей теорией специалистов из Московской Обители, вы не будете возражать?
– Разумеется, нет. – Фея пожала плечами, кивнула Мурцию и выпорхнула из бара.
– Пшик. – Ираклий тяжело оперся о стойку. – Похоже, дело действительно в том, что на челов иногда энергия Колодца действует как-то не так… Валана считает, что это проявился какой-то странный побочный эффект.
– А мне кажется, что все гораздо сложнее, – не согласился Мурций, разглядывая кольцо на среднем пальце. – Сдается мне, что челы, да прославится в веках их непредсказуемость, нам еще покажут раков в пиве… Скажи, а компании конкурентов на человском рынке вы предварительно изучили?
Стоя на тротуаре, Тагир Козий Бок следил за погрузкой оборудования в грузовик, принадлежащий автомастерской Гаджибека, и мысленно ругал коварного конца, подло подставившего его. С уходом конца из бизнеса для шаса началась черная полоса. Иски сыпались один за другим, а клиенток становилось все меньше и меньше. Наконец наступил день, когда салон до вечера простоял пустым, а вечером к младшему отпрыску Турчи зашел неприметный мужчина, отрекомендовавшийся адвокатом одной весьма известной и богатой дамы. Тагиру стало совсем грустно. Служба утилизации съела последние сбережения шаса, и теперь ему ничего не оставалось делать, кроме как пойти администратором к собственному брату. Звонить Гаджибеку было унизительно, но необходимо.
На скамейке возле соседнего дома грелись на солнышке три старушки. Одна из них меланхолично вязала носок, две с любопытством наблюдали за суетой возле салона.
– Вишь, Петровна, и энти съехали… – удовлетворенно заявила одна.
– Большое дело… – протянула Петровна, не отрываясь от вязания. – За полгода четвертая уж контора, что тута разоряется. Софьпална говорила ентому ворюге, что место тут нехорошее, да куда там! Рази он будет умных людей-то слушать? Все молодые да ранние, сами с усами..-Ты, Никитишна, плюнь на них.
– Почему ж ворюге? – удивилась Никитишна, близоруко щурясь. – Приличный мужчина вроде, в костюме…
– Энти носатые все ворюги! – авторитетно заявила Петровна. – Столько денег не заработать, нет. Украл небось у честных людей. А теперь тратит. Ворюга и есть!
Третья, Софья Павловна, сухонькая и вертлявая, вздохнула.
– А мне, девочки, их жалко, – сказала она. – Глупые они, не слушают, что надо делать… Потому и попадаются. Нет бы делать все по-умному… Свечку сходить поставить за упокой да попросить хорошенько, глядишь, все б у них получилось. Так нет же, все напролом, напролом.
– А что, – охотно поддержала ее Петровна. – Дурное дело – нехитрое. Не слушают старших… Так ему и надо! Одно слово – бизьнесмен!
Никитишна то ли рассмеялась, то ли прокашлялась.
– Дурное место, – широко перекрестившись, добавила она.
– Немудрено. – Софья Павловна пожала плечами. – Полыхало-то знатно. Нефедов-то старик при жизни характером не сахар был, прости-господи… Все, бывало, на мальцов палкой махал, как утром выходил.
– Это какой же Нефедов? – мигом заинтересовалась Петровна. – Это который с внучком тут гулял? С белобрысым таким?
– Да нет, совсем ты, что ли, из ума выжила? – рассердилась Софья Павловна. – С мальцом – это ж в подвале дворничиха жила, Настя. Сгорели тоже насмерть, царствие им небесное. А Нефедов сторожем при магазине работал. Большой, говорят, раньше ученый был. Химией занимался. А на пенсию вышел, магазин сторожить ночью устроился. Царствие ему небесное… Сердится он небось там шибко, что на участке, который ему оставили возле жены-покойницы, не его похоронили, а побродяжку какого-то…
– Да от него и хоронить-то нечего было. – Никитишна махнула рукой. – Зола одна.
– Все равно нехорошо. – Софья Павловна осуждающе покачала головой.
Грузовик взревел и отъехал. Тагир Козий Бок горько посмотрел на голый дверной проем и с чувством плюнул на асфальт. Плевок зашипел. Август в этом году выдался жарким. Даже Петровна с трудом припоминала такое же душное лето. Впрочем, с памятью у Петровны вообще было не сказать чтоб очень хорошо.
– Кстати, – отложив вязание, вспомнила Петровна, – Люську-то нашу, с первого этажа, таки бросил ее хахаль заграничный…
– Одно слово – бизьнесмёны, – вздохнула Софья Павловна.