Благодарность зверя
Шрифт:
Иван дивился этой глупой бабьей блажи, но снисходил и особо не перечил. А Резвого тихо жалел и даже баловал на свой лад. По утрам, едва забрезжит мутным светом в оконце, осторожно, чтобы не разбудить Марью, поднимался с полатей и, прихватив с вечера приготовленный кусок сырого мяса, выходил на крыльцо.
Заиндевевший от мороза пес уже колотил о доски хвостом и сидел настороже. Как только хозяин приоткрывал дверь, он молнией
– Притормози, шалый, – ворчал Иван, – не ровен час, пальцы откусишь…
И, бывало, отвернувшись в сторону, тут же, с крыльца, справлял малую нужду – до отстоящего в стороне туалета рысить в исподнем далековато да и шибко студено к тому же.
Но однажды то ли заспал Иван, то ли просто запямятовал, а только мяса с собою не прихватил. Выскочив за порожец, быстро сбросил портки и…
– А-а-а!, – огласил окрестности его истошный вопль.
Резвый, природно следуя раз и навсегда выработанному рефлексу, по привычке вцепился в то, что хозяин держал в своей руке…
Выбежавшая на этот дикий крик Марья увидела такую картину: ее ненаглядный Ваня, присев на корточки, зажал причинное место в ладонях, сквозь которые на крылечко обильно сочилась кровь. Верный же, отскочив в сторону, непонимающе глядел на хозяина и виновато помахивал хвостом.
– Что приключилось-то? – встревожено спросила жена.
– Ох, Марьюшка, нежданка-то кака, – простонал Иван, – чаю, энтот варнак клыкастый перепутал мясо с моим…
– С чем, Ваня?
– Чего девицу-то из себя строишь! Не понимашь?
– Ах, ты, господи! – догадалась, наконец, Марья
и в ужасе округлила глаза, – как же теперь быть, дружочек сердешный? Может, жгут приспособить?
– Какой жгут! На куда! Ты соображашь? – вновь заорал Иван, – давай живо конягу запрягай, в село надо ехать…
Как уж они в один день из тайги выбрались, одному богу известно.
А только Марья, изо всех сил понужая исходящего паром пожилого меринка, уже к вечеру возле амбулатории стояла. Залетела в приемный покой, заголосила истошно:
– Помогите, люди добрые! Там, на санях, мой Ванечка страдает!
– Зверь что-ли какой задрал? – деловито осведомился, поправив на лбу старые очки, единственный на всю таежную стокилометровую округу, многолетнее опытный и потому всеми уважаемый доктор и по совместительству пенсионер Петр Тихонович.
– Ну да, зверь… Я энтому зверю, если у Ванюши что серьезное, топором самолично оттяпаю…
– Что оттяпаешь, Марья Спиридоновна? – вмешалась молоденькая медсестра Леночка.
– Достоинство его кобелячье, вот что, – пояснила Марья.
– Это медведю-то? Или кто там еще на твоего Ивана напал?
– Да какому медведю! Псу нашему окаянному, Резвому. Чтоб ему пусто было. Куснул ведь Ванюшу в аккурат за здесь, – и Марья рукой показала, за что именно.
– Ай, ай, надо же, – зашлась от любопытства Леночка,
– жутко интересно. Расскажи, теть Маш, как все произошло.
– Хватит языком-то чесать, – прикрикнул на медперсонал Петр Тихонович, – лучше помоги занести с улицы больного и готовь операционную…
О том, что приключилось с Иваном, наутро знало все село. Народ под разными предлогами норовил заглянуть в амбулаторию, справиться об успехе операции и дальнейшем самочувствии попавшего в такую невиданную доселе беду земляка.
– Тихоновичу-то нашему все удалось на место Ивану пришить? – интересовались посетители-мужики у дежурной санитарки, тети Фроси, – как ты думаешь, смогет он после с Марьей того… ну, в общем, долг свой супружний сполнять? Нам бы самим с больным поговорить. Может, передачку каку принесть?
– Кышь отсель, прилипалы! – гнала любопытствующих Фрося, – Петр Тихоныч, даром, что первый в его жизни такой клинический случай, все сделал, как надоть и в настоящий момент дома отдыхает. А что до остального, то вы на себя посмотрите. Тоже мне, гиганты сексуальные. Только трепаться и можете…
В отличии от гогочущей, то и дело отпускавшей сальные остроты мужской половины деревенские дамы вели себя более деликатно. Тихонько шептались о чем-то с Фросей и Леночкой, затем сочувственно качали головами. Все жалели Марью, которая ни на шаг не отходила от постели Ивана: что-то с ней, горемычной, теперь будет?
Ивана выписали недели через три, когда на селе уже попритихли пересуды о его небывалом приключении.
И все же домой они с Марьей возвращались в глубоких сумерках, чтобы лишний раз не мозолить глаза односельчанам. Марьюшка загодя дом хорошо протопила, прибрала, обиходила. Ужин сытный спроворила, бутылочку припасла по такому случаю. Иван, выпив и разомлев в домашнем тепле, неожиданно спросил:
Конец ознакомительного фрагмента.