Благодарность

де Виган Дельфина

— О… наверно, это из-за твоего… бремени.

— Нет, не думаю. По крайней мере, не только из-за беременности. Хочешь узнать сюжет?

Наконец-то в ее взгляде вспыхивает искра. Миша обожает мои рассказы о фильмах, о книгах, о жизни моих друзей. Она слушает меня с тем пристальным вниманием, которое сохраняет специально для подобных историй.

— Главный герой — мальчик-подросток лет двенадцати-тринадцати. Воспитывает его отец. Действие происходит в бельгийском захолустье, в стране кризис. Родители мальчика разошлись, почему — толком не объясняется. Отец вернулся в дом своей матери, то есть бабушки мальчика, там же живут братья отца. Все четверо безработные, дни напролет ничего не делают, только пьянствуют. Впрочем, фильм не

назовешь печальным, в жизни героев случаются и приятные события, они ездят за покупками на велосипедах, смотрят телевизор. Тем не менее отец поколачивает сына. Возможно, причина в том, что отец чувствует, как сын выходит из-под его контроля, или же отец догадывается, что сын — совсем не такой, как он. И вот однажды в дом заявляется дама из службы социальной защиты. Отец приходит в ярость, набрасывается с кулаками на свою мать, убежденный, что это она донесла властям о проблемах в их семье. Пожилая дама не произносит ни слова. Мальчишку отправляют в интернат, там он много читает, серьезно учится, короче, начинает новую жизнь. Смена кадра — вот мальчик уже стал взрослым, он живет с женщиной, и та ждет от него ребенка. Самый запоминающийся эпизод нам показывают в конце фильма: главный герой приезжает навестить свою бабушку в пансионате для престарелых. Он приезжает сказать ей спасибо. Он благодарит ее за то, что она не выдала его, за то, что не стала говорить его отцу, что это не она обратилась в соцзащиту. Потому что в действительности это он, он сам позвонил туда и рассказал о поведении отца. Ох, ты не представляешь себе, как я плакала. Очень искренний фильм о первопричинах людских поступков, о том, как человек обходится с тем, что подарила ему жизнь. Уверена, тебе он непременно понравился бы.

На лице Миша задумчивое выражение.

— О да… Да.

— Знаешь, я тоже хотела бы сказать спасибо. Спасибо тебе, Миша. Спасибо за все. Неизвестно, что стало бы со мной, если бы не ты. Если бы не ты, я не смогла бы остаться на рю-дез-Амандьер, если бы не ты, я не нашла бы прибежища. Если бы не ты, я не смогла бы выучиться, а потом, когда я болела, ты тоже была рядом. Знаешь, я не думаю, что смогла бы… выкарабкаться, если бы не ты.

Миша опускает глаза, стараясь скрыть взволнованный взгляд, и роется в карманах брюк в поисках бумажного носового платочка.

— Но… Тебе незачем…

— А вот и нет. Очень даже есть зачем.

— Ты… ты… вечно преубольшаешь.

Несколько секунд мы молча сидим рядом.

— Как он называется?

— Фильм?

— Да.

— «О мерзосердии».^[5]

— A-а… О милосердии…

Ее лицо серьезно и сосредоточенно.

— Такое… очень… заборное… забавное слово. А ты уверена, что оно существует?

Наступила ночь. Шторы в цветочек задернуты.

Миша стоит под плафоном, испускающим желтый свет. Она одна посреди своей комнаты. Молча двигается. Сперва осторожно, затем смелее.

Она танцует.

Она поднимает руки, кружится. Приседает, делая что-то наподобие реверанса, горделиво распрямляется.

Она то и дело начинает терять равновесие, но всякий раз удерживает себя в вертикальном положении.

Словно во сне, она опять слышит девичий голосок.

Я буду спать у тебя? Ты оставишь свет? Ты останешься тут? Ты можешь оставить дверь открытой? Ты останешься со мной? А мы вместе позавтракаем? А ты чего-нибудь боишься? А ты знаешь, где моя школа? Ты ведь не выключишь свет? Ты проводишь меня, если мама не сможет?

Миша раскрывает руки, обхватывает ими свое тело. На мгновение она застывает в этом объятии, словно хочет задержать кого-то или покачать на руках ребенка.

В дверь стучат. В комнату входит настоящая директриса. Миша в своей постели.

— Добрый день, мадам Сельд, как поживаете?

— Да. Нормально.

— Месье Миллу, ваш логопед, на

этой неделе в отпуске, вы помните?

— Да-да.

— Сегодня утром он позвонил мне и попросил передать вам одно послание. Он сказал, что это очень важно. Поскольку вам сейчас тяжело разговаривать по телефону, он сообщил сведения мне.

Директриса вытаскивает из кармана листок бумаги, на котором записано несколько строк.

— Он говорит, что нашел этих людей. Людей из Ля-Ферте-су-Жуар, тех, кого вы ищете. Они перебрались в другое место неподалеку. Месье Миллу собирается навестить даму, она еще жива. Он вам обо всем расскажет.

Миша требуется время, чтобы воспринять эту новость.

— Это… с… курьезно?

— Да, конечно, мадам Сельд. Совершенно серьезно.

— О… спагетти. Большое вам спагетти.

На протяжении нескольких секунд Миша о чем-то напряженно размышляет.

— Надо сказать Мари. Из… извести…

— Известить ее?

— Да.

— Я непременно это сделаю, мадам Сельд. Я позвоню Мари и дословно передам ей сообщение от месье Миллу. Хорошо?

— Да, порошок.

— И кстати, я поговорила с сиделкой и объяснила ей ваши просьбы. Она пообещала быть внимательнее и не переделывать за вами ничего, если в этом нет необходимости. Она сейчас тоже в отпуске, но на будущей неделе вернется. Я зайду к вам узнать, все ли благополучно.

— Не знаю даже, как вас…

— Не благодарите меня, мадам Сельд, это моя работа. Что ж, мне пора. Хорошего дня.

ЖЕРОМ

Она с нетерпением ожидает меня.

Она знает мое расписание. Знает, что я здесь уже с утра, но мы встретимся только в три часа дня. Как заведено по вторникам. Уверен, она гадает, не забегу ли я к ней пораньше, просто чтобы сказать пару слов. Я думал об этом, но не хочу напрасно будоражить ее. Мне нужно время, чтобы поведать ей обо всем.

Настало три часа дня, и я наконец вхожу в комнату к Миша.

Она делает над собой усилие и привстает. От медперсонала я узнал, что с недавних пор она часто лежит в постели целыми днями.

Миша принарядилась, накинула на плечи платок с рисунком в цветочек, который я не раз нахваливал. Присаживается обратно в кресло.

При виде меня ее лицо проясняется.

— О! Добрый день… Же…

— Добрый день, Миша, вы не представляете, как я рад вас видеть. Скажу честно, я по вам скучал!

Она улыбается. Приглаживает волосы, которые примялись за время долгого лежания в кровати.

— Как ваше самочувствие?

— О, нормально. Ну и… эти… друзья?

— Ох! Мне столько всего нужно вам рассказать. Вы готовы?

— О да. Очень.

Она не сводит с меня глаз.

Все будто замедляется: стук ее сердца, ритм движений, моргание век. В комнате звенящая тишина.

— Ну так вот. Перед отъездом я позвонил Мари. Вы казались мне очень усталой, и я тревожился за вас. Мы немного поговорили, и Мари сказала мне, что вы разыскиваете людей, которые спасли вас во время войны, и что вы подали новое объявление, но на него так никто и не откликнулся. Она видела, что это очень печалит вас. У меня не было никаких особых планов на отпуск, и я решил поехать туда. В Ля-Ферте-су-Жуар. Мне нравится импровизировать. Я остановился в приятной маленькой гостинице и несколько дней бродил туда-сюда, задавал вопросы в кафе, в булочных, на рынке, побывал у нотариуса, у врача. Наконец мне повезло: я отыскал старого сапожника, который знал Николь и Анри Ольфингеров. Имена совпадали; к тому же ему был известен слух, что в годы войны эти супруги прятали у себя еврейскую девочку. Сапожник объяснил мне, что у Ольфингеров есть дочь по имени Мадлен, она вышла замуж за человека из Ля-Ферте и живет там по сей день. Я отправился к ней. Она очень приветливо встретила меня и поведала ту же историю. Ее родители часто рассказывали, как все было. Они все помнили и думали о вас.