Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Ну, «масляный роток» [27] , — прошипел сержант Ли, — как думаешь, куда ты сейчас поедешь?
— Никуда, господин полицейский, это все он, этот тип, господин полицейский, этот сукин сын поклялся, что перережет мне глотку, если я не помогу ему. Я ничего не знаю, клянусь могилой матери!
— Врешь, ублюдок. У тебя и матери-то не было. Если не будешь говорить, отправишься в тюрьму лет на пятьдесят!
— Клянусь, господин полицейский, клянусь всеми богами, что...
27
«Масляный
— Шёл бы ты со своим враньем, дерьмо. Кто платит тебе за это?
По асфальту неторопливо вышагивал Армстронг, ощущая во рту сладкий, тошнотворный вкус добычи.
— Так, — начал он по-английски, — что у нас здесь, сержант? — Он провел долгую ночь без сна и теперь, небритый, усталый, не расположен был слушать визгливые уверения механика в невиновности. Поэтому он негромко произнес на прекрасном гортанном кантонском: — Ещё одно крошечное, незначительное слово, поставщик дерьма прокаженных, — и я прикажу моим людям попрыгать на твоем «потайном мешочке».
Китаец замер.
— Прекрасно. Имя?
— Тань Шута, господин.
— Ложь! Как зовут твоего приятеля?
— Лим Тачжун, но он мне не приятель, господин. Я и не знал его до сегодняшнего дня.
— Ложь! Кто заплатил тебе за это?
— Я не знаю, кто платил ему, господин. Понимаете, он поклялся, что перережет...
— Ложь! У тебя во рту столько дерьма, что ты, должно быть, бог дерьма собственной персоной. Что в этих свертках?
— Я не знаю. Клянусь могилами моих...
— Ложь! — Армстронг произносил это слово автоматически, прекрасно понимая, что без вранья здесь не обойдется.
«Китаезы не такие, как мы, — говорил его первый наставник, бывалый коп, дока во всем, что касалось Китая. — О, я не имею в виду, что все они люди нечестные, жулики или что-нибудь в этом духе, — просто они другие. Объясняясь с полицейским, китаец всегда говорит сквозь зубы и все время врет. Поймаешь негодяя с поличным, а он все равно будет лгать и выкручиваться, как смазанный жиром шест в куче дерьма. Они другие. Взять хотя бы их имена. У всех китайцев четыре различных имени: одно дается при рождении, другое — когда они достигают зрелости, третье — когда становятся взрослыми, а четвертое они выбирают себе сами. Когда они забывают одно, то, не моргнув глазом, добавляют другое. А сами их имена — господи помилуй! Китайцы называют себя лаобайсин — „старинная сотня имен" [28] . У них на весь Китай лишь сто основных фамилий, и из них двадцать звучат как Юй, восемь как Янь, десять как У, и бог знает сколько ещё таких, как Пин, различных Ли, Чэнь, Цинь, Цзин, Ван и Фу. К тому же каждое из них произносится пятью различными способами, и одному Богу известно, кто есть кто!»
28
Дословный перевод китайского выражения «народ», «простолюдины».
«Стало быть, определить личность подозреваемого будет непросто, сэр?»
«Отлично, юный Армстронг! Отлично, парень! У тебя может быть пятьдесят Ли, пятьдесят Чжанов и четыреста Ванов, и ни один не будет приходиться другому родственником. Господи помилуй! В этом-то и проблема Гонконга».
Армстронг вздохнул. Прошло восемнадцать лет, но китайские имена понятнее не стали [29] . Кроме того, у каждого, похоже, имелось ещё и прозвище, под которым он и был известен.
29
Китайские имена состоят из одного-двух иероглифов, и, в отличие от европейских личных имен, их может быть очень много. Иероглифы используются любые, и имена могут иметь самое различное значение. Называть детей в честь родителей, предков или исторических личностей не принято. У большинства китайцев есть «детское имя», которым их называют только родители, близкие и друзья. До начала XX в. по достижении совершеннолетия мужчины могли принимать «(бяо)цзы» — другие имена, под которыми они были более известны, выдающимся личностям присваивали посмертные, а правителям — храмовые имена.
— Как тебя зовут? — снова спросил Армстронг и даже не стал слушать ответ. — Ложь! Сержант! Разверни-ка одну из этих штук! Посмотрим, что у нас там.
Сержант Ли отвернул в сторону последнюю обертку. Внутри была состоявшая на вооружении американской армии автоматическая винтовка М-14. Новенькая, хорошо смазанная.
— За это ты, паршивый сын блядской левой титьки, будешь мотать полсотни лет! — проскрежетал Армстронг.
Ошеломленный китаец тупо смотрел на винтовку. Потом простонал еле слышно:
— Ети всех богов, я и знать не знал, что там винтовки.
— Э, нет. Ты знал! — сказал Армстронг. — Сержант, давай в фургон этот кусок дерьма и заведи на него дело за контрабанду оружия.
Китайца уволокли без всяких церемоний. Один из молодых полицейских-китайцев разворачивал небольшой сверток квадратной формы.
— Отставить! — прозвучал приказ Армстронга по-английски. Полицейский и все, кто мог это услышать, замерли. — В этих свертках может оказаться мина-ловушка. Всем отойти от джипа! — Покрывшись потом, полицейский выполнил приказание. — Сержант, вызови наших кудесников минеров. Теперь торопиться некуда.
— Есть, сэр. — Сержант Ли торопливо зашагал к переговорному устройству в полицейском джипе.
Армстронг прошел под самолёт и заглянул в отсек главного шасси. Ничего особенного он не заметил. Потом забрался на одно из колес.
— Господи! — ахнул он.
К внутренним стенкам отсека с обеих сторон были надежно прикреплены пять аккуратных полок. Одну почти опустошили, а остальные по-прежнему оставались заполнены. Судя по размерам и форме свертков, винтовками М-14 и ящиками с патронами — или гранатами.
— Что-нибудь есть там, наверху, сэр? — Это был инспектор Томас. Молодой англичанин, он прослужил в полиции всего три года.
— Посмотри! Только ничего не трогай.
— Господи! Да тут хватит на пару отделений по борьбе с беспорядками!
— Да. Но для кого это?
— Для коммунистов?
— Или националистов — или преступников. Все это...
— Что там, черт возьми, происходит?
Армстронг узнал голос Бартлетта. Лицо его посуровело, и он спрыгнул вниз. Томас последовал за ним. Армстронг подошел к основанию трапа.
— Я тоже хотел бы это выяснить, мистер Бартлетт, — резко проговорил он, задрав голову.
Бартлетт стоял у главного входа в самолёт, Свенсен — рядом с ним. Оба в пижамах и халатах, и вид у них был заспанный.
— Могу я попросить вас взглянуть вот на это. — Армстронг указал на винтовку, наполовину торчавшую из джипа.
Бартлетт тут же спустился по трапу. Свенсен последовал за ним:
— Что такое?
— Вы не будете так любезны подождать в самолёте, господин Свенсен? Свенсен открыл было рот, чтобы ответить, но осекся. Потом взглянул на Бартлетта. Тот кивнул.