Благословение пана

Дансени Эдвард

– Полагаю, полезные свойства весеннего лука, – сказал викарий, – важнее осуждения соседей.

– Совершенно согласна с вами, сэр, – отозвалась миссис Даффин, – однако мне всегда было немного боязно, ведь люди есть люди.

– И они любят осуждать, – не задумываясь о своих словах, произнес викарий. Томми Даффин сидел с отрешенным выражением лица, тогда как солнце уже коснулось вершины Волда, отчего гигантские тени шагнули в долину. То и дело левая рука Томми тянулась к пиджачному карману, но он пугливо отдергивал ее.

– Ах, знаете, – продолжала миссис Даффин, – я полагаю, если хочешь получить хорошие яйца, лучше всего разводить кохинхинок.

– Вы правы, – согласился викарий. Он чувствовал, что парень долго не выдержит

и тогда его уже ничем не остановишь, поэтому задал вопрос, который мог попасть в цель, а мог и не попасть, но все же был лучше, чем ничего. – Что за свирель у тебя в кармане?

Юноша побелел.

– Нет никакой свирели.

– Ну же, Томми, покажи мистеру Анрелу, что у тебя там, – вмешалась миссис Даффин.

Воцарилось молчание. Томми замер. На его лице появилось угрожающее выражение, и Анрел подумал, что он будет до последнего защищать свой карман. Не произнеся больше ни слова в сгущающихся сумерках и не меняя выражения лица, Томми вытащил что-то из кармана.

– Что это, дорогой? – спросила его мать.

Из-за потемневшей дубовой мебели в комнате казалось темнее, чем должно было быть сразу после захода солнца.

– Поди ж ты, на такой играют Панч и Джуди [1] , – сказал Даффин. – Где ты?..

1

Панч (Петрушка) и Джуди – персонажи кукольной комедии. (Здесь и далее примечания переводчика.)

Он умолк, заметив, как изменилось лицо Анрела. Ужасная догадка осенила викария, который, вопреки здравому смыслу, проговорил вслух:

– Настоящая свирель Пана.

Глава четвертая

ВОЗДУХ БРАЙТОНА

Когда Томми Даффин, соскользнув с софы, выбежал из гостиной, викарий распрощался и в сгустившихся сумерках поспешил домой. Стоило ему взглянуть на свирель Томми, как он сразу понял, что парнишка скорее всего вырезал ее своими руками, как верно заметила миссис Анрел, из тростника, который рос на речушке, бежавшей через Волдинг. У викария даже в мыслях не было, что юноши и девушки посходили с ума или обратились в язычество. Тем не менее догадка, мелькнувшая как озарение и тотчас подавленная здравым смыслом, оставила по себе след, правда почти незаметный, но все же повлиявший на настроение и мысли викария, так что он поспешил вверх по склону к себе домой, чтобы оказаться среди привычных вещей, прежде чем пугавшая его мелодия вновь заполонит долину. И он успел. Он сидел в своем кабинете и читал монографию об эолитах [2] , кремниевых осколках, которые представляли собой самые ранние орудия труда или войны первобытных людей и которые викарий иногда отыскивал, гуляя по полям, а потом приносил домой и хранил в специальном ящике, как вдруг послышался дальний зов, немного приглушенный стенами дома, но усиленный его собственными мрачными предчувствиями. Викарий забыл о науке, о камнях и унесся мыслями в смущавшие его покой дали, где ему не могли помочь ни его образование, ни призвание.

2

Осколок камня, используемый как орудие труда.

Через некоторое время мелодия стихла. В своих буйных фантазиях викарий совсем забыл о времени. Прошло несколько секунд или минут, и мысли викария понемногу стали возвращаться к нему, ведомые голосами из дальних садов, привычным пением птиц и тем шумом, который витал над деревней не только в те годы, что тут жил викарий, но и задолго до того, как здесь вообще появились люди. Его мысли возвращались из странствий, узнавая по ним путь, словно это были маяки, указывающие направление

кораблям, которые плывут домой с другого края света. Викарию захотелось узнать, как мелодия действует на других людей; неужели ее странное звучание, которое, по-видимому, было известно в деревне еще до его приезда, уже никого не удивляет; неужели люди с более простым складом ума, чем у него, легче сопротивляются ей, или люди, которые ближе к природе, даже к язычеству, отвечают на ее колдовство с еще большей готовностью, чем он? Ему вспомнились деревенские девушки, которые вечером шли на ее зов.

Однако все его размышления ни к чему не привели.

На Волде было тихо, и понемногу Анрел вернулся к единственному источнику своего покоя, то есть к мысли о том, что он передал дело в руки епископа, который куда проницательнее, образованнее и опытнее, ибо у него на руках дела сотен приходов, он знает Лондон и (с чего бы это припомнилось викарию?) Атенеум-клуб, так что он может шире взглянуть на происходящее в Волдинге и по-мудрому во всем разобраться. Так как у викария вновь появилась надежда на то, что письмо придет с утренней почтой, то он отправился ужинать, а потом – спать.

Так и случилось: наступило яркое солнечное утро, и в дом викария было доставлено письмо епископа. Оно лежало рядом с тарелкой, куда его положила Марион, и на конверте викарий узнал знакомый почерк. Миссис Анрел вопросительно посмотрела на мужа.

– Это оно, – сказал викарий.

– Я рада.

Она тоже надеялась на незамедлительную помощь.

Анрел не стал читать письмо вслух.

Епископ писал:

Дворец, Сничестер,

12 июня

Дорогой мистер Анрел,

Вы были совершенно правы, написав мне, и надеюсь, так всегда будут поступать священники в моей епархии, оказавшись в затруднительном или неприятном положении. Я понимаю Ваши чувства и искренне сочувствую Вам. Мне было известно, что волдингский приход не из легких и не всегда быстро подчиняется узде, что нашло подтверждение в Вашем послании, хотя изложенные в нем факты как будто далеки от этой темы. Я осознаю, что почти всем священникам в моей епархии приходится слишком много работать. Скажем прямо, не одну неделю и даже не год, да и пожаловаться-то невозможно; очень долго, год за годом, с редким отдыхом, причем, и трудностей у нас больше, чем у служителей других конфессий, особенно в нашей епархии. Правда, у нас тоже есть священники, которым приходится полегче, но есть и другие, с приходами труднее Вашего.

Принимая во внимание особую сложность работы в Волдинге и то, что у Вас уже давно не было отпуска, я категорически настаиваю хотя бы на недельном отдыхе (давно положенном). Знающий человек рассказал мне о бодрящем воздухе Брайтона, который он особенно порекомендовал для Вас, считая, что там Вы быстро забудете о последствиях Вашей чрезмерной работы. Я лично прослежу, чтобы обе службы в то воскресенье, когда Вас не будет в Волдинге, прошли своим чередом, но настоятельно рекомендую Вам не возвращаться, пока Вы не почувствуете себя в состоянии справиться с делами. Позволю себе дать Вам совет: не думать о приходе во время Вашего короткого отдыха (конечно же, вместе с миссис Анрел), ибо в Ваше отсутствие я лично займусь Волдингом. Мой капеллан напишет Вам, где Вы сможете остановиться в Брайтоне, чтобы в полной мере насладиться покоем.

Искренне Ваш

А. М. Вилденстоун

Дочитав письмо до конца, Анрел перечитал его еще раз. Только после этого он поднял голову.

– Что он пишет, дорогой? – спросила миссис Анрел.

– Он пишет…

Голос изменил викарию, и он замолчал, тупо уставившись на письмо, так что миссис Анрел пришлось подойти к нему и самой прочитать послание епископа. Ни голосом, ни выражением лица не выдав своего разочарования, она воскликнула: