Благословение Зоркого бога
Шрифт:
Именно потому, что все Улицы казались лесничим безликими, а день, погруженный в сиреневые сумерки — бесконечным, выход к Храму, открывшемуся за очередным поворотом, застал их врасплох.
Огромная площадь, выложенная каменными плитами, между щелями которых упрямо пробивалась густая зелёная трава, простиралась по всей вершине холма, с которого открывался вид на темные Улицы, пустынные и безжизненные, покинутые настолько давно, что исчез даже дух заброшенности. Открытое пространство, залитое яркими лучами закатного солнца, отчего-то пугало больше сдавленных высокими стенами улиц, и лесничие, торопясь за стремительно пересекавшим площадь Зверобоем, затравленно озирались по сторонам, ежесекундно ожидая нападения.
Бог на каменном постаменте возвышался над площадью; с двух сторон от него располагались уродливые развалины, несущие на истертых временем и погодой стенах еле различимые надписи. К останкам храма со всех четырёх сторон вели высокие ступени. Прямо в ногах Зоркого бога лежал пятиконечный алтарь. Огня в нём не было. Зверобой присел около алтаря на корточки, подобрал несколько завядших стеблей. Пружинисто поднялся на ноги и принялся осматривать площадь.
— Ну, что, что такое? — не выдержал Василёк.
— Они дошли сюда оба, — отозвался Зверобой. — И должны быть где-то неподалёку — если ещё не попались в лапы нечисти.
— Откуда знаешь, что до сих пор здесь должны быть? — вполголоса осведомился Тимьян, неослабно сжимая древко посоха.
— Цветы совсем недавно обуглены. Они знак получили, ну, может, час назад, не могли далеко уйти.
— И что теперь делать будем?
— Искать, — пожал плечами ходок.
— А солнце зайдет? — покосившись на уже трущийся брюхом о горизонт ядовито красный диск, озвучил своё беспокойство седой ведун.
— Тогда на ночлег устроимся.
— В Улицах? — воскликнул Василёк. Кровь схлынула у него с лица, отчего редкие усики показались словно приклеенными понарошку, и он зачастил: — Нет, я в Улицах ночевать не стану, я же не самоубийца.
Зверобой обжёг его мрачным взглядом.
— Ты зачем со мной сюда напросился, парень? — спросил он вдруг молодого лесничего.
— Ну… Помочь…
— Помощи от тебя, конечно, — неожиданно хмыкнул ходок, а потом посуровел: — Хочешь выглядеть героем — я, мол, сам лично невесту из Улиц вызволил, так не мешай мне делать моё дело.
Под пристальным взглядом Зверобоя Василёк немедленно потупился. Не от стыда — он скрывал глаза, в которых отражалось облегчение: нелюдимый ходок разглядел только одну из причин, по которым он напросился в поход. Значит, вторую парень сумел от него скрыть. И слава Дереву; чего ему стоило уговорить Тимьяна, а ведь Василёк тоже не рассказал ему про вторую причину. А признался бы, что надумал расквитаться с обидчиком, уведшим у него невесту, Тимьян бы его ни за что не взял, ещё, чего гляди, изгнал бы из рощи — ведь именно такое наказание полагается убийцам.
Пронзительный женский крик, донесшийся с дальнего края площади, бросил Василька в холодный пот.
— Резеда, — выдохнул парень и, не раздумывая, рванулся на крик.
Не преодолев и десятка шагов, он был сбит с ног метко запущенным посохом Зверобоя.
— Куда рванул? — проворчал ходок, проносясь мимо. Не замедляя шага, поднял посох с земли и бросил через плечо: — Держитесь позади.
Девушку увидели сразу, едва завернули за угол почти не разрушенного белого дома в форме огромного куба. Невысокая, русоволосая, она в страхе смотрела куда-то в сторону и даже не замечала, что прислонилась спиной к неподвижному зыбочнику. Впрочем, тот крепко спал, и нити, тянущиеся от его рогов к соседям, даже не шевелились.
Шагах в десяти от неё стоял жилистый молодой парень, держал наперевес рябиновый посох и неотрывно смотрел туда же, куда и девушка.
Зверобой остановился так внезапно, словно упёрся на невидимую стену. Василёк с размаху налетел на спину ходока и был бесцеремонно отпихнут локтём в сторону.
— Дягиль, — прошипел он, увидев парня с рябиновым шестом.
— Ни с места, — приказал Зверобой. — И не смотрите ей в глаза.
Василёк немедленно повернул голову, ища ту, в чьи глаза ему запретили смотреть. И вскоре увидел.
Прямо через дорогу, на краю круглого спуска в царство водяного — Кализацию сидела моделля и задумчиво чесала густые длинные кудри. Василёк прищурился, разглядывая нечисть, и сглотнул, наполовину с отвращением, наполовину с восхищением. Парень знал, что моделли заманивают своими прелестями мужчин, а потом страшно их убивают, но сейчас, когда нечисть сидела перед ними в чем мать родила — высокая шея, упругая грудь, длинные ноги — мысли возникали никак не о смерти. Если бы не бледная до синевы кожа да не белоснежные острые зубы, глаз бы не отвести. Не зря иные страхолюдины морют себя голодом до смерти, надеясь, что встанут из могилы красавицами-моделлями.
Парень с девушкой ещё не заметили подмоги. Зато моделля тут же углядела нежданных защитников её добычи. Отбросила гребешок, оскалила белоснежные острые зубы и, откинув голову, закричала — пронзительно и страшно.
Зверобой подскочил к девушке. Резеда вскрикнула от страха, парень с рябиновым посохом в руке тут же обернулся, но прежде чем успел сделать хоть шаг, ходок предупреждающе вскинул левую руку и приказал:
— Бежим. За мной. И быстрее.
Василёк, сверливший Дягиля отнюдь не дружеским взглядом, вскинулся:
— Зачем бежать? Нас трое… четверо, — нехотя поправился он. — Неужто не справимся с одной?
— Она подмогу зовёт, — процедил сквозь зубы Зверобой и, не дожидаясь, все ли за ним следуют, рванул к площади.
Василёк не сразу присоединился к остальным. Поудобнее перехватил посох, присогнул ноги в коленях, чуть наклонился, готовясь встретить нечисть лицом к лицу…
Геройского запала хватило ненадолго. Когда из круглого прохода в Кализацию показалась пара бледных рук и длинноволосая женская головка, а за ней и всё тело второй моделли, лесничий, не медля ни секунды, припустил вслед за Зверобоем.