Благовест с Амура
Шрифт:
— Слышь-ко, служивый, — обратился он к часовому, — и где мне, значитца, начальника найти?
— А он болееть, кажись, скорбутом. Вона в той избе лежить, — показал цигаркой матрос.
Рыжебородый — это был Степан Шлык — двинулся в указанном направлении, а к часовому немного погодя подошел чернявый казак:
— Эй, матрос! Тебя твой командир кличет.
— Я ж на посту…
— Меня послали подменить.
— А где он? Чего сам не пришел?
— В казарме он, с «камчадалами» зубатится. Беги, срочно требует.
Часовой убежал. Едва он скрылся за толпой петропавловцев, Устюжанин открыл дверь кладовой. Любавин лежал на топчане.
— Чего
Они затерялись в толпе, вынырнули из нее возле самого леса и скрылись в чаще. Никто их не заметил, как и они не видели выскочивших из командирской избы Мацкевича со злосчастным часовым.
— Что ты задумал? — тяжело дыша после получасового проламывания сквозь чащобу, спросил Анри (теперь уже можно было сбросить с себя порядком надоевшую маску художника Любавина). — Ты же не сможешь вернуться.
— Не смогу, — присев на сухую валежину, согласился Григорий. — Но кем бы я был, если бы бросил побратима в беде?
Анри присел рядом:
— Ты уверен, что в беде?
— А ты нет? — криво усмехнулся Вогул. — За тобой хвостик тянется. На Охотском тракте тебя Муравьева узнала? Узнала! Одного этого достаточно.
— Катрин не выдаст, — убежденно сказал Анри. — Она меня по-прежнему любит.
— А ты ее?
— И я ее.
Сказал и вдруг задумался: а как же Анастасия? А Коринна, наконец? Они же не те женщины, которых использовал и забыл.
— Что ж она не пошла с тобой? — тянул свою линию Вогул.
Анри посмотрел ему в глаза — серьезные, без тени насмешки — и ответил тоже серьезно:
— Она католичка, а католички от живого мужа не уходят. Поэтому я должен убить Муравьева.
— Теперь тебе это вряд ли удастся. Да и мне — тоже. У меня одна дорога осталась — подальше от России.
— Сочувствую.
— А-а, — махнул рукой Вогул, — где наша ни пропадала!
— Нам еще отсюда выбраться надо.
— Выберемся! Я разговорчик один услыхал, оченно антиресный. Эти посудины, что на рейде стоят, с Камчатки ушли, от англичан с французами, а теперь их тут ждут и крепко опасаются. Нам надо дождаться прихода твоих соотечественников и пробраться на их корабль. Паспорт французский у меня с собой, у тебя, думаю, с этим тоже порядок.
— Порядок, — подтвердил Анри.
— Вот и ладненько. Я тут за зиму все кругом облазил и юрташку одну охотничью приметил. Вот мы в ней на пару дней сховаемся, а потом на берег выйдем, к Клостеркампу, и лодку поищем, гиляцкую, али мангунскую, без разницы, лишь бы на волне держалась.
Ледовая обстановка в проливе не улучшалась. Эскадра Завойко была готова в любой момент сняться с якоря, но от Новограбленова не приходило никаких известий. А 8 мая показались три военных корабля — большой фрегат, винтовой корвет и бриг. Они шли к заливу под всеми парусами, но, заметив русские суда, перестроились: фрегат и бриг остались в отдалении за Клостеркампом, а корвет вошел в залив и поднял английский флаг. Он приблизился к «Оливуце» на расстояние меньше 5 кабельтовых и сделал три выстрела из носового орудия. Ядра просвистели мимо. «Оливуца» не осталась в долгу: из ее трех ответных ядер одно попало точно в середину парохода, повредив надстройки. Англичанин тут же развернулся и ушел к своим.
— С рассветом надо ждать атаки, — сказал Завойко Изыльметьеву, следя в подзорную трубу за вражескими кораблями, которые уходили за мыс Клостеркамп.
Но контр-адмирал ошибся. Ни 9-го, ни 10 мая англичане и не думали нападать. Наоборот, скрылись за линией горизонта.
Командовал этой группой кораблей капитан-командор Чарльз-Джильберт-Джон-Брайдон Эллиот. Увидев, как решительно настроены русские, он поостерегся нападать своими силами и отправил бриг в Японию, где под началом адмирала Стерлинга собралась часть Китайской эскадры для блокирования Охотского моря и северной части Японского. Фрегат и корвет остались контролировать выход из залива в южную сторону: Эллиот, как ни странно, не знал об открытии Невельского и по-прежнему считал Сахалин полуостровом, и, по его мнению, если русские решатся уйти из залива, то у них один путь — на юг.
Тем временем Василий Степанович, который все эти дни был хмур и задумчив, собрал на «Оливуце» военный совет в составе капитана второго ранга Изыльметьева, капитан-лейтенанта Назимова, командира «Двины» капитан-лейтенанта Чихачева, командира «Иртыша» капитан-лейтенанта Гаврилова, командира «Байкала» капитана корпуса штурманов Шарыпова. Вопросов было много, но главным оставался один: что делать, если флотилия подвергнется нападению. Драться до последней крайности, как того требует Морской устав, решил совет.
— Драться мы, конечно, будем, помолчав, сказал Завойко, — если того потребуют обстоятельства, но лучше, если скрытно уйдем к мысу Лазарева и там дождемся возможности войти в Амур. Героизм — штука хорошая, но я предпочитаю поберечь людей и корабли.
К счастью, 14 мая прибыл лейтенант Овсянкин, уходивший на рекогносцировку льдов на боте боцмана Новограбленова. Он сообщил, что путь к мысу Лазарева свободен.
Задумчивость Завойко как рукой сняло. На корабли был немедленно отправлен приказ: на рассвете, используя утренний бриз, выходить в море и идти на север. Следовать за «Оливуцей», на борту которой имеется единственная карта течений, мелей, банок и прочих опасностей Татарского пролива вплоть до лимана.
Господь, похоже, не оставлял своим вниманием русскую флотилию, и с вечера на море опустился густой туман. К утру он слегка поредел, но видимость была не больше 3–4 кабельтовых. Впрочем, ее вполне хватило, чтобы кораблям выйти из залива, прижимаясь левым бортом к среднему острову, и кильватерной колонной, имея во главе «Оливуцу», уйти в северном направлении.
Несколькими часами позже, когда уже взошло солнце, и туман поднялся вверх, что обещало плохую погоду, с английского фрегата «Сибилла», на котором держал флаг командор Эллиот, заметили шхуну, шедшую к побережью.
— Похоже, американцы, — сказал старший офицер фрегата, несший утреннюю вахту. В подзорную трубу он разглядел на гафеле звездно-полосатое полотнище. — Будем досматривать, сэр? — обратился он к командору, как раз вышедшему из своей каюты, Эллиот взял трубку, посмотрел: шхуна явно английского типа, вооружения на борту нет, если не считать пушчонок на носу и корме, которые имеются у всех купцов для защиты от пиратов, но, как говорят джентльмены, «beware of a silent dog and still water» [94] , а потому лучше проверить.
94
Берегись молчащей собаки и тихой воды. — (англ. посл.)