Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
Нож скользнул по дряблой коже и из трахеи послышался характерный свист, вырывающегося из лёгких воздуха.
Вот и всё. Кровь резкими толчками лилась на снег.
Надеюсь тут, на утёсе, больше нет водяников. Эта мысль чуть успокоила разум, хотя от напряжения руки всё ещё дрожали, словно листья на ветру.
Я поднялся и оглядел место схватки. Выглянувшее солнце, снова ослепительно резануло по глазам, вызывая слёзы.
Да, кажется от брошенного в воду камня, пошла слишком большая волна. Но всё к этому
А, может, Бор, так того требовали боги? Наверное, эти водяники перешли все допустимые нормы морали, и Сарн… или Нихаз… а, может, и они оба решили таким образом, используя меня, погубить нерадивое племя дикарей.
Я вытер нож и вымыл руки снегом.
Мысль о том, что следовало бы где-то отсидеться, уже заменилась иной. Уж если началась такая «каша», то её следует доварить до конца. Иначе будет только хуже.
С этими мыслями я пошёл вниз к реке, к привязанной лодке.
15
Холодно… очень холодно. Ещё эта отупляющая усталость… голод…
Я плыл сквозь ветер, пургу, обходя на утлой лодочке льдины, гребя, что есть силы к Гравстейну.
Прощать… оставить, как есть… Ну, уж нет! Чего прятаться, разберёмся как мужчины.
Живот жалобно заурчал. Я зачерпнул рукой воды и сделал маленький глоточек. Голод это не заглушило, но хотя бы чуть обмануло чувства.
Раз. Два. Слева. Справа. Ещё один гребок… Раз. Два…
Спина от неудобной позы затекла. А мне ещё плыть и плыть.
Темнело быстро. Рисковать и плыть наобум я не хотел, потому стал искать место, чтобы причалить. Для лагеря выбрал западный берег: на нём случайных встреч с водяниками будет поменьше.
Тут сквозь деревья мелькнул силуэт чего-то похожего на избу. Я резко развернул лодку и направил её к обледенелому берегу. Осторожно причалив, осмотрелся по сторонам, и стал выбираться вон. Причём делать это пришлось, крайне осторожно, поскольку лодка так и норовила сбросить меня в воду.
Подтянув её как можно дальше, я выбрался на твёрдую землю и стал взбираться вверх по круче. Минут через десять вышел на узкое плато, где сквозь заросли какого-то кустарника, различил чёрные обугленные бревна избы.
Дом, судя по всему, горел давно. Большая часть стен уже начала покрываться характерным для этих мест зеленоватым лишайником. Дверей не было и я осторожно вошёл внутрь. В пустые окна пробивался вечерний свет. Через дыры в прохудившейся крыше изредка залетал снежок.
Я снова вышел наружу и обошёл избу. Брёвна лишь слегка обуглились, а в середине они всё ещё оставались более или менее нормальными. Я подковырнул их ножом и вернулся к двери.
Пожалуй, остановлюсь тут на ночь. Это всё лучше, чем сидеть у берега, замерзая от порывов ледяного
Вернувшись вниз к Вертышу, я спрятал лодку в зарослях и, забрав ларец, снова пошёл к дому.
Сон не шёл. Во всём виноват голод и холод. От этого в душе снова пробуждался постоянно недовольный «дракон».
Кое-как примостившись, я попытался заснуть. А в голову снова заползали мысли о моём прошлом.
Удивляло больше всего то, что я не сильно рвался его выяснить. Как будто, так и надо было.
Во мне загадок больше, чем во всём Сарнауте.
Бор — кто он, вообще, такой?
Я помнил, хоть и отрывками, жизнь Сверра, с которым, впрочем себя и ассоциировал. А о Боре, Нихаз его дери, ничего!
Откуда он? Точно ли с Ингоса? Или это просто наложились воспоминания Сверра? Загадка на загадке.
Кто-то подлез под самый бок. И чуть приоткрыл глаза, всё же не смог в серой вечерней мгле ничего различить.
— Кто там? — проворчал я.
— Холодно, что-то, — проговорил знакомый голос.
— Стояна, ты?
Молчание и долгое сопение.
— Опять погреться? — спросил я.
Снова сопение. Я закрыл глаза и попытался заснуть.
— Долго ты идёшь, — сказала Стояна.
Это точно был её голос.
— А куда мне торопиться? — пробурчал я, ощущая, насколько холодное её тело. Это чувствовалось даже сквозь одежду.
— Ты не тем занят, — сказала Стояна. — Всё какой-то ерундой маешься.
— О чём ты? — спрашивая, а сам чувствую, как глаза прямо-таки сами собой закрываются.
— Разобраться, как мужчины…
Стояна хмыкнула.
— Мстишься, а оправдываешься перед самим собой словно набедокуривший сорванец. Дело у тебя совсем другое!
— Что ты всё загадками говоришь? — рассердился я, пытаясь оттолкнуть друидку.
— А то и говорю… Ты разве не видишь?
— Что не вижу?
Стояна вздохнула.
— Иного мира, вот чего… Да не спи ты! Слышишь? — прошептала Стояна на ухо. — В Чёрной Избе не нельзя спать.
Знакомое название, — подумалось мне. — Кто-то уже рассказывал про Черную Избу.
— Самое мудрое, — проговорила друидка, — закрыть дверь. Иначе до утра не протянешь.
— Какую дверь? Где ты её тут видишь?
Стояна махнула рукой в сторону. То, что можно было назвать дверями, валялось в сторонке от входа. Они практически вросли в землю, так что отрывать их оказалось весьма трудно. Провозившись, какое-то время, я выставил их на входе, оправдывая себя тем, что хотя бы как-то закроюсь от пронизывающих порывов ветра.
Несмотря на проделанную работу, мне по-прежнему хотелось спать.
Я опустился на своё место и сжался в комок. Друидка присела рядом и снова прильнула ко мне. Она вдруг приподняла акетон, прильнув всем телом, и её пальцы пробежали по груди вниз к животу, и ниже.