Блеск клинка
Шрифт:
Пьер громко закричал:
— Кто, черт возьми, твой отец и кто ты, женщина? — Он сел на кровати, встревоженный и в полном замешательстве.
— Ш-ш-ш! Я Анна из Гостиницы.
— О, теперь я вспомнил. — Он вспомнил также Танец Крестоносца. Он осторожно протянул руку в беспросветную тьму, и его руку не оттолкнули. Он с удовлетворением убедился, что если это и не Анна из Гостиницы, то это, определенно, и не ее бабушка. Его голос стал таким же тихим, как ее.
— Прости меня, если я тебя ударил. Я думал, что все еще дерусь с мужчиной.
— Ты чуть не убил его, Пьер. Мой отец вынужден был ударить тебя, так что ты лишился чувств, иначе произошло бы убийство.
Только теперь Пьер ощутил свое тело в синяках, шишку на голове и распухший глаз.
— Надеюсь, что в комнате совсем темно, — сказал он, иначе я подумаю, что ослеп.
— Еще темно, Пьер. Но я думаю, что солнце скоро взойдет.
— У меня болит голова, — сказал он, — и глаз, и я ужасно хочу пить.
— Конечно, хочешь. Я знала это. Выпей немного. — Он почувствовал в темноте холодный край чаши у своих губ. Это было то самое зеленоватое вино, и вкус его был чудесен. Он осушил чашу до дна.
— Теперь ты почувствуешь себя лучше, — сказала она.
Пьер снова лег. От вина у него поплыло в голове, но боль улетучилась, к нему вернулись память и осторожность, хотя он понимал, что еще не протрезвел.
— Кажется, я лишился всей моей одежды, — спокойно сказал он бесстрастным голосом. В действительности он не был уверен, завоевал ли он каким-то образом склонность Анны из Гостиницы или стал жертвой некой дьявольской проделки Головореза, слух о которой еще не разнесся.
— Естественно. Отец сам снял ее с тебя. У тебя могли быть другие раны на теле. Хватит одного умирающего.
— Что стало с Джеймсом Бэрроу?
— За ним ухаживает Николь Хирург.
— Кто заплатил за вечеринку?
— Лорд Стрейнж. Отец заметил, что на тебе пояс с деньгами, и если ты хоть немного пришел в себя, можешь убедиться, что он по-прежнему на тебе. Ни одного су не пропало.
— Да, я пришел в себя. По-видимому, ты действительно Анна из Гостиницы.
— Как мне убедить тебя?
Пьер замолчал, слегка устыдившись ответа, который сразу же пришел ему в голову.
— Мне кажется, я могу прочитать твои мысли, Пьер. Может быть, это и не имеет большого значения, но я должна сказать: то, что ты слышал обо мне — бессовестные сплетни.
Пьер почувствовал себя неловко и был рад, когда она продолжила:
— Пьер, у меня никогда не возникало желания ни защищать себя от клеветы, ни возвыситься — или опуститься — до моей репутации. — В темноте Пьер не мог видеть ее улыбку, когда она добавила, — до сегодняшнего вечера… Пьер, ты меня слушаешь? Или ты заснул?
Пьер откашлялся и слегка охрипшим голосом ответил:
— Я слушаю.
— Хорошо. Хотел бы ты узнать меня, Пьер? И быть единственным, кто будет знать, что он меня знает?
За Пьера ответили его руки.
Когда холодный поздний зимний рассвет пролил в комнату немного света, Пьер увидел, что это действительно Анна, хотя он уже не нуждался в подтверждении. Сейчас она спала, но когда он шевельнулся, сразу проснулась и посмотрела на него.
— Невероятно! — шепнул он.
Она кивнула и поцеловала его за ухом.
— Когда ты обратила на меня внимание? — спросил он.
— С первого взгляда. Я все время думала о тебе, когда танцевала.
Пьер вспомнил реалистичность танца и невольно покраснел. И поскольку он был одновременно смущен, возбужден и утомлен, и не знал, что сказать, он произнес, не подумав:
— Анна, ты выйдешь за меня замуж?
Он был поражен и слегка задет, когда она мягко рассмеялась и в то же время приложила палец к его губам:
— Ш-ш-ш! Ты еще пьян. Ты не понимаешь, что говоришь.
— Я не пьян. Я знаю, что говорю, — настаивал он.
Анна покачала головой.
— Скажи «Да», Анна.
— Нет. Но я рада, что ты сказал это. Теперь мне пора в свою комнату. Отец убьет нас обоих, если увидит нас вместе, и бросит наши тела в Сену. Ты ведь знаешь, что в погребе есть туннель, который ведет прямо к реке.
— Кажется, слышал.
— Одень свой пояс с деньгами, Пьер. То, что ты его снял, не похоже на тебя. — Он послушался. У него снова заболела голова, и глаз его горел. Ему снилось, что он идет по длинному унылому туннелю под рекой; он был вымощен надгробными плитами, и на каждой было написано имя Анны. Но она шла с ним рука об руку, а рядом шли Луиза де ла Тур-Клермон и, что уж совсем странно, ее худенькая младшая сестра Клер.
Николь Хирург спал чутким сном старого человека. Он услышал стук копыт и уже открыл глаза, когда слуга на цыпочках вошел в комнату, откашлялся и приготовился доложить о неожиданном прибытии раненого пациента.
— Двор полон людей, мой господин, и в паланкине привезли тело человека; они боятся, что он умирает.
— Если он умирает, его нужно везти к священнику, — проворчал хирург. — Отправьте его в монастырь.
— Лорд Уильям Стрейнж и Блэкмер пригрозил мне саблей и поклялся, что изрубит меня на куски, если я не доложу о нем. Я думаю, речь идет о молодом человеке, который, по словам официанта из Гостиницы Головореза, был ранен.
Николь раздраженно произнес:
— Я полагаю, что должен оказать внимание родственнику Джона Тальбота. — Он приподнялся на локте. — Пусть больного принесут сюда. Нет, подожди. Ты видел пациента?
— Да, господин. У него ранение в голову.
— Много крови?
— Крови почти нет, господин. Но у него из головы что-то торчит.
— Плохо, плохо, — сказал Николь. — Подай мне халат. Подбрось дров в огонь. Скажи, чтобы раненого не тревожили. Я хочу, чтобы они внесли паланкин сюда.
— Внести паланкин сюда, господин?
— Именно это я сказал. Или я должен налить оливкового масла в твои уши от глухоты? Ну, быстро!
Слуга вышел, качая головой. Лошади в спальне! Господин тронулся!