Блейз Уиндхем
Шрифт:
— Ты — словно струя свежего воздуха в моей жизни, Блейз Уиндхем. Ни когда еще мне не доводилось любить такую женщину, как ты.
Он снова заговорил о любви. Как просто он обращался с этим словом, но в самом ли деле думал то, о чем говорил?
Впрочем, какая разница? Пока она — его любовница, и, несмотря на свою деревенскую наивность, Блейз знала, что в конце концов им придется расстаться. Даже если церковь даст разрешение на развод с королевой, Генрих Тюдор не женится на дочери нищего баронета из Херефордщира, какой бы страстной она ни была. Его женой должна стать принцесса.
Король задремал, положив на плечо Блейз свою
Он сказал, что любит ее, и Блейз подозревала, что в каком-то смысле он сказал правду. По крайней мере в этот миг он верил своим словам. Генрих Тюдор не был скуп, и Блейз понимала: когда-нибудь, когда придет пора расстаться, он не забудет отблагодарить ее. Вероятно, он выберет для нее мужа, и ей придется послушно выйти замуж, ибо теперь Блейз понимала: женщине нужна мужская защита, чтобы выжить в этом жестоком мире. А пока, в объятиях короля, она была в безопасности и, что еще важнее, могла не тревожиться за судьбу Ниссы. По крайней мере в заботе о дочери она не обманет ожиданий Эдмунда.
Глава 10
Началось лето, и двор перебрался из Гринвича в близлежащий Элтем. Так же как и Гринвич, Элтем окружали обширные парки. Здесь король и его свита проводили дни, охотясь с соколами и с собаками, играя в шары на лужайке, стреляя из луков. Король развлекался, обучая Блейз стрелять, и, к его изумлению, она очень быстро стала метким стрелком.
— Ей-богу, дорогая, мне придется дать тебе офицерский чин, если начнется война, — одобрительно заметил он однажды теплым летним днем.
Стояла настолько теплая погода, что они зачастую проводили на воздухе целые дни, уходя во дворец лишь с наступлением темноты. Устраивались многочисленные пикники, балы и катание на лодках по озеру в королевском парке. Но король часто покидал общество еще ранним вечером, ибо новая возлюбленная не наскучила ему и он по-прежнему изумлялся силе ее страсти. Однако в поведении Блейз на людях не было ничего вызывающего — «Тихая любовница»— так прозвал Блейз кардинал Уолси, и это прозвище сразу прилипло к ней. В отличие от своих предшественниц, Элизабет Блаунт и Мэри Болейн, Блейз Уиндхем не воспользовалась вниманием короля, чтобы завладеть властью. При дворе находились люди, которые считали, что попросту глупо упускать преимущества, открывающиеся перед нею, как перед фавориткой короля. Они не понимали женщины, которая предпочитала не разрабатывать эту золотую жилу, чтобы помочь родственникам и друзьям, что все считали вполне естественным делом. Лишь немногие, вроде Томаса Мора, догадывались, что прекрасная молодая вдова не стремилась завоевать расположение короля и, хотя служила ему верой и правдой, предпочитала делать это с достоинством и скромностью, какие только возможны для женщины в ее положении. Она не нажила себе врагов, и даже те, кто считал ее глупой из-за явного недостатка тщеславия, вскоре были покорены ее добротой, учтивыми манерами, мягким остроумием и обаянием.
Двор
Ричмонд представлял собой огромное строение в готическом стиле с мощеным двором. Королевские покои располагались в отдельном крыле, украшенном четырнадцатью башнями и множеством окон. Прибыв в Ричмонд, король обнаружил здесь королеву Екатерину и принцессу Мэри.
Блейз охватило смущение. Уверения Генриха в том, что его брака более не существует, до сих пор успокаивали ее.
Король еще не просил королеву о разводе, не успев набраться смелости, и кроме того, он любил свою дочь, которую уже давно не видел. Так что в Ричмонде Блейз были отведены покои на почтительном расстоянии от комнат королевы и короля.
Екатерине Арагонской уже исполнилось сорок лет. Годы неудачных беременностей и родов жестоко расправились с ее некогда хорошеньким лицом, взиравшим на мир из-под замысловатого и тяжелого головного убора. Хотя королева и одевалась в самые роскошные и изысканные наряды, из-за маленького роста и полноты она выглядела в них нелепо.
С годами она все больше полнела, а цвет ее лица и в молодости был желтоватым. Блейз заметила, что, сидя бок о бок за столом, король не обмолвился с королевой ни словом.
Теперь Блейз сидела рядом с сестрой и зятем, и Блисс не упустила случая заявить, как она относится к появлению королевы во дворце.
— Старая карга! — пробормотала она однажды за ужином. — Вы только посмотрите, как надменно она восседает!
Ничего, дайте срок, и она вылетит отсюда — подумать только, она делает вид, что будет торчать рядом с Генрихом до конца своих дней!
— Тише, Блисс, не будь такой жестокой. Королева любит короля, разве ты не понимаешь?
— И ты тоже его любишь! — прошептала Блисс.
— Я не вправе любить его, как бы мне этого ни хотелось, — возразила Блейз.
Любовь… Нет, она не любила Генриха — по крайней мере так, как любила Эдмунда Уиндхема. Ее ласковый и внимательный муж, так нежно любивший ее, был полной противоположностью могущественному монарху, питавшему к Блейз столь дикую и необузданную страсть. Его желание до сих пор ее пугало.
Но понемногу он начинал ей нравиться. В постели Генрих Тюдор любил поболтать, и вскоре Блейз знала все подробности его детства, когда к нему относились, как ко второму ребенку после всеми обожаемого старшего брата Артура, принца Уэльского. Генрих рассказал Блейз и о том, как женился на принцессе Арагонской, считая, что выполняет предсмертную волю отца. Он поведал, какой тяжкой утратой стала для них с королевой смерть сына, принца Уэльского, которому не исполнилось и шести недель, не говоря уже о последующей череде выкидышей и появлений на свет мертвых младенцев. «Все они были сыновьями», — вздыхал король. Когда епископ показал ему отрывок из Библии, где говорилось, что мужчина, женившийся на вдове брата, становится нечистым, он понял, что Господь недоволен его поступком. Внезапно Генрих уверовал, что его брак никогда не был законным.