Блики из прошлого плюс....
Шрифт:
– Ты сильно-то не расстраивайся, дело ты сделал неплохое. Руководство обязано драться за тебя когтями и зубами, чтобы ты не сел, да и дальше помогут.
– Такими делами в нашей стране можно заниматься, только выслужив пенсию.
– Да брось ты, в принципе, можно было и не форсировать события, все равно когда-нибудь «Опека» бы сгорела, тем более, что людей ты своих к ним внедрил. Дело, конечно, сделали громкое, но какой ценой? Стоило ли шашкой махать? Вот мы с тобой какие – о себе не думаем, все ведь для дела, и видишь, что из этого получается.
– Фокин достал из-под стола бутылку, шоколад. Рябцев положительно кивнул. Фокин понимал, что, наверное, тому и не хотелось выпивать, но отказ мог быть расценен Фокиным как безучастность. Рябцев продолжал:
– Да я и сам уже собирался на дембель, пора уж мне. А работу мы с тобой найдем, с тобой работать можно. Меня и в банки зовут, в собственную безопасность и на предприятия в охрану, так что не пропадем. Заработаешь и там свою пенсию, – я немного наработаю, потом тебе свое место передам. За этими разговорами бутылочка кончилась незаметно. Начала было обсуждаться тема взять еще, но Фокину предстоял трудный разговор с женой, и поэтому они ограничились одной. По пути домой настроение Фокина оставалось на прежнем уровне. Положительные эмоции после разговора с Рябцевым и неплохие перспективы новой работы нивелировались ожиданием предстоящего разговора. Фокина не покидала мысль отложить все на завтра. Все неприятное хочется отсрочить, но в то же время, избежать его не удастся, а жить, наверное, с этим ожиданием будет еще сложнее. С этими думами он входил в свой подъезд. Зайдя в полумрак, в углу, под лестницей он увидел свернувшегося Чикина. Он опять дожидался его и, видимо, уснул. Фокин сначала решил пройти домой, но в этом случае возникала большая вероятность того, что он с утра его разбудит пораньше, или, хуже того, ночью. Такая перспектива Фокина абсолютно не устраивала, так как проснется Лена и дочка.
– Что, задремал, дружище? – толкая ногой в выдающуюся пятую точку, будил Фокин Чикина. Надрался, он, видимо крепко, но в холоде под лестницей к утру хмель из него выйдет, и визита, видимо, не избежать.
– Давай, давай, просыпайся, – Фокин опять же ногой попытался перевернуть Чикина, но при повороте на спину левая рука начала подниматься вместе с туловищем. Для Фокина стало все ясно. По движению руки вместе с телом было понятно, что это уже трупное окоченение. Первым делом Фокин стал бегло осматривать труп при свете маленького фонаря, который носил всегда с собой. «Не дай бог, криминал, – это на полночи работы», – думал Фокин и привычными движениями продолжал внешний осмотр. Поза трупа и отсутствие телесных повреждений говорили о том, что Чикин отравился каким-нибудь суррогатом, или его подвела вволю настрадавшаяся печень, но прокуратуру и дежурную группу вызывать было нужно. Он достал мобильник с мыслями о том что ему все-таки придется дать объяснения самому, о том, что делал Чикин в его подъезде. В этом, конечно, криминала не было, но все равно займет все это несколько часов. Как назло, пропал сигнал сотовой сети. Ему придется подниматься к себе и звонить с городского. Он уже шагнул на ступеньку, но нога застыла. Легкий хмель улетучился мгновенно. Мысль, посетившая Фокина заблокировала его ноги, и серое вещество стало активно работать в усиленном режиме. Навряд ли кто подходил к трупу, кроме него. По внешнему виду это был спящий БОМЖ, и навряд ли кто желал справиться о его здоровье. Да и свет в подъезде был слабый. Фокин сам узнал Чикина только по куртке с желтой полосой на спине. Валялся бы кто-нибудь другой, он тоже бы прошел к себе, не задаваясь целью лишать какого-то бомжа ночного приюта. Мысли работали исключительно активно, и он начал воплощать свой план на ходу к гаражу, хотя точности в его плане были еще не все. Подогнав свою копейку к подъезду, Фокин осмотрелся. Метрах в ста гуляла молодежь, и внимания на него не обращала. Было около семи часов. Перед подъездом было уже достаточно темно. Морозец уже прихватывал лужи, через щели входа в подъезд просачивался внутрь, поэтому разложение трупа не началось, и трупного запаха в ближайшее время не ожидалось, исключая естественный, не очень приятный запах от живого Чикина.
Открыв багажник, Фокин зашел в подъезд. Теперь нужно было не попасться на глаза с Чикиным кому-то из соседей. Слава богу, одна из квартир на первом этаже была нежилая. Под окнами этой квартиры он и оставил машину. Услышав тишину на лестничных площадках, выглянув на улицу, Фокин волоком за удивительно кроткое время затащил труп в багажник и тут же закрыл его. Руки слегка дрожали, и от физической нагрузки, и от волнения. Следы волочения были почти незаметны благодаря морозу. Зайдя в подъезд, Фокин не нашел под лестницей ничего, выдающего его действия. Благо Чикин с собой вещей не носил, за отсутствием оных. Сев в машину, Фокин направился в свой дачный кооператив. До него было километров 7—8, и доехал он без эксцессов. Охрана садового кооператива в это время уже не осуществлялась, – урожай был уже убран, на зиму все ценное из садовых домиков увозилось. Хотя Фокину каждую весну приходилось заниматься кражами из садовых домиков, заявленных своими соседями по даче. И он не раз говорил им об организации охраны зимой, но так и не добился этого, так как дачники нашли выход в том, что стали страховать домики, и каждую весну получали положенную сумму за повреждение домиков и кражи всякого барахла. Они не знали, что приходилось возбуждать уголовные дела по каждому случаю, и эти заявления сильно ударяли по проценту раскрываемости, ведь период совершения таких краж был с октября по апрель и найти БОМЖей и подростков, которые чистили садовые кооперативы, было практически невозможно. Теперь Фокин благодарил себя за то, что все-таки не организовал охрану. Время было уже позднее, и в саду была кромешная темень. Оставив машину возле своего домика, Фокин обошел близлежащие сады. Убедившись в том, что поблизости никого нет, он перенес труп в домик. Голова продолжала воплощать свой план. Несмотря на свои сомнения, он уже точно решил, что доведет все до конца. Мысли о том, как он будет выглядеть перед семьей, были уже второстепенными и являлись лишь приложением к его плану.
Вернулся он домой уже к полуночи. Лена не спала и встречала его у входа.
– Ну что не позвонил?
– Да аккумулятор, собака, сел.
– А с городского никак?
– Да я в отделе-то не был.
– Что, продолжаешь свое великое дело добивать?
– Да, надо все до ума довести.
– Вижу, нервничаешь. Давай заканчивай свои дела, и в отпуск, у тебя уже месяц выходных не было.
– Вот закончу все и отдохну.
– Ужинать будешь?
– Да нет, я перекусил.
– Испортишь ты своими перекусами свой желудок, а хотя, чую, свой перекус ты водочкой чуть разбавил.
– Ой, не без этого, ладно, не ругайся, налей мне ванну, пожалуйста, а то я в таких местах был, что от меня, наверное, воняет страшно.
– Да я уже привыкла, снимай, давай, все, выстираю.
Именно в такие моменты Фокин видел, какая у него замечательная жена. В нынешней ситуации, эти чувства удваивались, и на глазах стали наворачиваться слезы, но он взял себя в руки. Сейчас главное – не показать вида. Вымывшись в ванне, он прыгнул под одеяло и крепко прижал Ленку к себе. Она, засыпая, положила голову ему на плечо, забросила на него ногу и засопела. Фокину показалось страшным, то, что он может потерять жену и дочь, но все равно, нужно было завершить то, что он задумал.
В случае его осуждения он портил биографию дочери. Пятно судимости отца потянется за ней всю жизнь. Поэтому он вновь внушил себе, что поступает правильно. Он решил сжечь свой садовый домик вместе с трупом Чикина. Естественно, в останках трупа опознают Фокина. Нужно только, чтобы он сгорел до костей. В этом случае жена получит за него страховку и пенсию. На эти средства прожить будет можно нормально. Слава богу, Чикина искать никто не будет, и о его пропаже заявлять некому. По комплекции они очень похожи. Единственное, что придется сделать Фокину, это вырвать у трупа правый передний клык, который у себя он вытащил неделю назад. Следующим вопросом было то, что он не знал, куда ему после всего этого податься. То, что придется уехать из Борска, это точно. Вообще, в своей области ему было оставаться нежелательно. От вознаграждения Рысиной у него оставалось три с половиной тысячи баксов. С этими деньгами он решил ехать в Москву. Там на первое время ему хватит. Что будет дальше, Фокин не знал. С этими мыслями он уснул под утро.
Утром рабочий день Фокина не доставил ему хлопот по службе. Все понимали, что до осуждения его и, следовательно, увольнения, оставалось пару месяцев. В этом случае требовать от него служебного рвения никто не мог, тем более, что все знали, что пострадал он за великое дело. О деле, раскрытому благодаря Фокину, громко шумела районная и областная пресса, хотя и имени его и не упоминалось.
Фокин с неунывающим (конечно, только снаружи) видом, слонялся по кабинетам, выслушивал слова восхищения и сочувствия, но преследовал он совсем другие цели. Переход на нелегальное положение требовал от него смену имени, возможно, внешности. Как ему этого добиться, он не знал сам и пытался решить этот вопрос по ходу. Время его торопило. Труп Чикина мог начать разлагаться. Зайдя в паспортно-визовую службу, предварительно купив тортик, Фокин вспоминал свои визиты туда и безалаберность девчонок с бланками паспортов.
– А не попить ли нам чайку, девочки, да с тортиком? – с этими ловами он зашел в кабинет.
– Ой, Александр Иванович, ну как ты?
– Да живой пока, что мне будет?
– Правда, что тебе суд будет? И тут никак не выкрутиться?
– От Урганина, попробуй, выкрутись.
– Вот, козел, неужели не видит, кто и что стоит?
– Почему же, видит, только ведь, девочки, он и по мне и по Опеке обвинение поддерживать будет, так что он двух зайцев убивает, далеко пойдет.
– Ну, так же нельзя.
– А он уверен, что стоит на страже закона, и нарушений он не позволяет ни с чьей стороны, тем более, со стороны какого-то опера, – эти слова Фокин произнес с наигранной напыщенностью, не подавая вида, что он сильно переживает. – Ну, ладно, что мы все о грустном, мне что, других напарниц на чаепитие искать?
– Да что ты, Иваныч, чайку с тортиком, – это мы всегда без очереди.
В этот же момент со столов начали двигаться бумаги. Кто-то побежал за водой, кто-то мыть чашки. Фокин окинул взглядом четыре стола кабинета и увидел бланки паспортов. Как обычно, за ними никто не следил. В минуты чаепития в сейф они не убирались. Впрочем, действительно, что было опасаться опера, который ценой своей служебной карьеры раскрутил дело, которое без него не смогла никакая область, ни ФСБ, ни контрразведка. Не стоило большого труда незаметно сунуть в боковой карман пиджака бланк паспорта. После чаепития с шутками и дежурным анекдотом, Фокин вышел, сославшись на какую-то мелочь и срочность. Штамп о прописке можно было заказать за пару тысяч, – это дело нескольких часов. Спецчернила у Фокина были. Заполнить паспорт большого труда не составит. Он вернулся в свой кабинет и закурил. В любом случае пропавший бланк обнаружится через пару недель, и его объявят недействительным, но при обычной проверке документов редко кто пробивает номер паспорта по базе данных, за исключением того, если против него будет возбуждено еще одно уголовное дело. В этом случае проверка будет полной, и все всплывает, но на это Фокин не рассчитывал. Единственное, что его смущало – это неприятности у девчонок. Наверняка, при обнаружении пропажи будет назначена служебная проверка, а если этим заинтересуется Урганин, то наверняка доведет это до возбуждения уголовного дела по халатности, и тогда полетят головы.