Блин – гроза наркобандитов
Шрифт:
И тут заглох мотор. Этого ждали давно; мистер Силкин еще засветло копался под крышкой моторного отсека, искал, где там указатель горючего, не нашел и лазил в бензобак прутиком. Бензина тогда оставалось на три пальца. Мистер Силкин сказал, что автомобилю этого хватило бы километров на сто, а на сколько хватит лодке – неизвестно. Теперь вот стало известно, и мистер Силкин, придавленно ругаясь, нажимал на пусковую кнопку. Противно визжал стартер. Было ясно, что мотор уже не заведется.
Блинков-младший запоздало понял, чего так боится мистер Силкин, и ему стало жутко. Торчишь посреди реки да еще и светишься, как новогодняя елка на площади. А с берега тебя, может быть, кто-то берет на мушку. Здесь
– Что делаешь, что делаешь! – причитал мистер Силкин. – Гаси, всех нас погубишь!
– А что я могу? – огрызнулся Блинков-младший, баламутя фальшфейером забортную воду. – Не гаснет же!
– Отруби, что горит, бестолочь! Блинков-младший полез свободной правой рукой в левый карман за ножом, потом сообразил, что лучше взять мачете, а то его швейцарско-китайским можно до утра пилить плотную картонку фальшфейера. В лодке вровень с бортами стояла тьма. Он вытащил из воды плюющийся кипятком фальшфейер, и в режущем свете стали видны даже песчинки, занесенные в лодку на подошвах. Мачете не было, наверное, его прибрала в палатку Ирка.
– Ну вот, – с непонятным облегчением сказал мистер Силкин, глядя куда-то за спину Блинкову-младшему. – Вот и доигрались. Убить тебя мало, Дмитрий Блинков. Хотя, может, нас всех теперь убьют.
Блинков-младший подумал, что это глупо и недостойно – сидеть спиной к опасности, но не мог заставить себя обернуться. Лодка с металлическим лязгом ударилась обо что-то, и тогда он осторожно посмотрел через плечо.
Это был плот. Десятка два бочек из-под бензина, сверху дощатый помост, а на помосте – крытая пожухлым тростником хижина. Двери у хижины не было, у входа на одном гвоздике висел кусок брезента. Наверное, им занавешивались, когда шли дожди. Свет фальшфейера косо падал в дальний угол, выхватывая из темноты большой фанерный ящик, заставленный консервными банками. В двух открытых торчали ложки. Другой ящик, повешенный на стену вместо кухонной полки, был набит помятыми алюминиевыми кастрюлями, бутылками, пластмассовыми стаканчиками и прочей никудышной утварью. Сверху на нем красовался новенький ярко-желтый примус. Главное, в полосе света на полу краем виднелось какое-то тряпье, которое не могло быть ничем иным, как брошенной второпях постелью обитателей хижины. А сами они, выходит, прятались в темноте и оружие держали наготове. Похоже, они были порядочные люди, раз не напали первыми. Или боялись еще больше, чем мистер Силкин и Блинков-младший. В любом случае стоило не дразнить их и поскорее убраться.
Так-то оно так, но в лодке не было весел.
Блинков-младший кинул фальшфейер в воду, чтобы освободить руки, и оттолкнулся от плота.
Лодку сильно прижимало течением. Отплыв немного назад, она как на резинке возвращалась к тому же самому месту. Мистер Силкин не понимал, в чем дело, и шепотом ругался, а потом полез к Блинкову-младшему показывать, как надо. По пути он разбудил Ирку и был до крови укушен за палец, когда попытался заткнуть ей рот. Ирка все же успела крикнуть: «Эй, люди!», потому что обрадовалась плоту и не понимала, зачем надо бежать. И укушенный мистер Силкин крикнул довольно громко, а лодка, которую Блинков-младший отталкивал, передвигаясь к краю плота, несколько раз с лязгом и гулом врезалась в бочки. Фальшфейер за это время не погас, их специально делают негаснущими, чтобы моряки могли сигналить во время шторма. Бурля и фыркая паром, он метался по воде, как ракета, и наконец заплыл под плот и уткнулся между бочек. Потянуло горелой краской.
Самые порядочные, да и самые испуганные на свете люди давно бы уже вышли поинтересоваться, в чем тут дело. Еще бы, когда твой плот поджигают. Но в хижине помалкивали, и всем вдруг стало ясно, что там никого нет.
Мистер Силкин окреп голосом и принялся отчитывать Ирку, мотая своим укушенным пальцем, как будто стряхивал градусник. Ирка подавленно кивала, вроде бы признавая себя виноватой, но, когда мистер Силкин переводил дыхание, вставляла вредные замечаньица вроде: «Пальцем в рот! А здесь, может, кругом холера!» Блинков-младший послушал их, взял фонарь и вспрыгнул на плот.
Из дверного проема пахнуло таким омерзительным запахом, что заходить в хижину расхотелось. Конечно, никто там не прятался да и не жил давно. Блинков-младший посветил снаружи, боясь увидеть на постели мертвеца. Тряпье валялось жалкой кучкой, под которой не поместился бы человек. Смердели консервы. Вблизи стало видно, что некоторые банки вздулись и потекли. У входа, в углу, стоял здоровенный жестяной совок с двумя ручками. Из лодки его нельзя было заметить. Непонятный совок, странный совок – не мусор же им убирать, – но те, кто жил в хижине, хорошо знали, зачем такой нужен, и пользовались им очень часто. Обе ручки – и деревянная сзади, и металлическая поперек глубокой, изогнутой ковшом черпалки – были до блеска отполированы ладонями. Блинков-младший подумал, что совком в случае чего можно будет вычерпывать воду из лодки. А еще стоило поискать бензин. Где примус, там должен быть бензин, если, конечно, примус не работает на керосине.
Он задержал дыхание, вошел в хижину и завертел во все стороны фонарем. Было скорее противно, чем интересно. В открытых консервах завелись белые толстенькие личинки. Самое отвратительное, они ползали по оставленным в банках ложкам. Блинков-младший вспомнил, как Оау внимательно относился к звериному помету – читал, как будто ему записочка оставлена: это, мол, я, свинья, была тут полчаса назад, извини, что не дождалась. Маленький индеец запросто мог бы сказать по личинкам, как давно заброшена хижина. А личинок бы слопал. Индейцы таких едят и облизываются, Блинков-младший сам видел.
Под крышей, за стропилами из неободранных суковатых веток, торчали мотыги, лопаты и ломы. Вид у них был самый рабочий. Понятно, чем тут занимались, когда не ели консервы: что-то выкапывали и куда-то носили в совке. Пару лопат Блинков-младший взял вместо весел. Отличные были лопаты: на длинных черенках, большие и легкие. Он вытащил их на плот и молча забросил в лодку.
– Молодец! – похвалил его мистер Силкин и сразу же как будто спохватился, что не ругается и не командует, а говорит по-человечески. – Чего встал, прыгай в лодку! Видишь, что творится!
Ничего особенного Блинков-младший не видел, разве что сквозь щели в помосте пробивался дымок, хорошо заметный в свете заплывшего под плот фальшфейера. Это и дымил фальшфейер, и еще, кажется, продолжала гореть краска на бочках – после ароматов хижины такие тонкости не различались.
– Я сейчас, – сказал Блинков-младший, – только бензин поищу.
– Давай быстрее. Неизвестно, что там, в этих бочках. Как бы не взорвались, – и, сделав это приятное напутствие, мистер Силкин схватился за лопату.
Ныряя в хижину, Блинков-младший заметил, что он уже уперся черенком лопаты в плот и пробует оттолкнуться. Все-таки никудышный человек был мистер Силкин. Даже любопытно стало от эдакой подлости: неужели хочет удрать не дождавшись? Хотя Ирка ему не даст удрать. Закусает. Потом Блинков-младший подумал, что сам хотел удрать от мистера Силкина, и устыдился. Бывают времена и случаи, когда приходится терпеть даже самых никудышных людей. Потому что, если бросишь их без помощи, сам плохим человеком станешь.