Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие
Шрифт:
Действительно, болезнь Генриха в течение десяти лет не позволяла иметь Екатерине детей, и лишь после того, как он решился на операцию, жена родила ему десятерых. Подобному счастливому разрешению столь щекотливого вопроса (только представим себе все те шутки, слухи, намеки, что как из рога изобилия сыпались на Екатерину в течение десяти лет – ибо лишь в 1544 году она родила первенца – что ни в коей мере не улучшает характер и приглушает любовь к человечеству, зато способствует возникновению чувства безмерной признательности) способствовала жена сына флорентийского банкира Альбера Гонди, сеньора дю Перрона, жившего в Лионе. Позднее она воспитывала в младенчестве детей Екатерины. Королева же всю жизнь протежировала ее семье (когда умер ее муж король Генрих II, то Гонди не имели на троих и двух тысяч дохода, в момент же смерти Карла IX – второго сына-короля Екатерины Альбер был первым камергером, маршалом Франции, губернатором, получая по самым скромным подсчетам сто тысяч ливров дохода в земельных угодьях, а в деньгах и движимом имуществе – более восемнадцати тысяч; брат его, Пьер де Гонди, был епископом Парижским, имел еще тридцать-сорок тысяч ливров рентами и бенефициями, а в движимом имуществе – сумму более чем в шестьсот тысяч ливров. Младший из трех братьев – господин де Латур – ко времени своей смерти был капитаном полуроты жандармов, кавалером высшего французского ордена – ордена Святого духа, как и Альбер, и гардеробмейстером. Все трое были членами тайного совета короля).
Однако до столь безмерной щедрости было еще весьма и весьма далеко. Пока же Екатерине было суждено претерпеть множество треволнений, из которых она вышла с честью, доказав себе и позднейшим исследователям ее биографии, что она может и должна править странами и народами. Современникам же еще было пока невдомек. Позднее, правда, самые проницательные это поняли. Во всяком случае в анналы истории попала фраза Жака-Огюстена де Ту, историка и автора книги «История моего времени», воскликнувшего в ответ на сообщение о смерти Екатерины: «Нет, умерла не женщина, умерла королевская власть».
Что же до испытаний, о которых упоминалось выше, то их два. Первое – это начало многолетней добровольной кабалы ее мужа: Генрих увлекся двоюродной сестрой своей жены Дианой де Пуатье, женщиной старше Генриха почти на двадцать лет.
Диана родилась в одной из знатнейших семей королевства в 1499 году. Ее бабкой была Жанна де Латур де Булонь – тетка матери Екатерины. Она была замужем за Луи де Брезэ, великим сенешалем Нормандии, но в 1531 году уже овдовела и вскоре после брака Генриха Орлеанского пленила его на всю жизнь. Но, естественно, никто не мог подозревать, что эта связь будет длиться до самой смерти Генриха в 1559 году (сама Диана умрет в 1566-м); не знала и Екатерина, поэтому, как женщина умная, она не стала закатывать вульгарных сцен, понимая, что коса может найти на камень и что при подобной открытой атаке на чувство мужа она может одним ударом не только все выиграть, но и все потерять, и поэтому решила положиться на благодетельное время, зная, что, перегорев, пламя любви рождает пепел привычки, переходящей в прах забвения. Она запаслась терпением и ждала, наружно даже сохраняя хорошие отношения с соперницей, хотя, естественно, и не отказываясь от ведения тайной войны и мимолетных уколов, прикрытых иронией и остроумием. Рассказывают, что как-то Диана застала читающую Екатерину (дело было уже в те времена, когда муж ее был королем, она – соответственно королевой, а Пуатье стала из пассии принца фавориткой короля – такое постоянство, заметим, заслуживает уважения. Речь, разумеется идет о Генрихе).
– Что Вы читаете, сударыня? – не отказала себе в проявлении чуть-чуть садистского любопытства Диана, намекая вопросом, что она имеет право и спросить об этом королеву, и что пока Екатерина находит утешение в книгах, то король – в ней.
– Я читаю историю Франции, – ответила Медичи, итальянка, никогда не забывавшая подчеркнуть свою неразрывную связь с новой родиной. Но повод был слишком хорош, дабы ограничиться сказанным. И поэтому она не отказала себе в удовольствии продолжить: – И, представьте, обнаружила, что во все времена шлюхи управляли делами королей.
И мило улыбнулась. Лицо Дианы охолодело от гнева. Больше вопросов она в этот раз решила не задавать и скоро откланялась.
Таким образом начало противостояния с Дианой, в котором пятнадцатилетняя девочка-женщина сумела раз и навсегда выбрать единственно правильную тактику, – это первое испытание Судьбы, любящей иногда – так, на всякий случай – перепроверить своих баловней и избранников: не ошиблась ли, мол, я.
Диана де Пуатье. Художник Ф. Клуэ
Что до второго оселка, на котором выверялся характер Екатерины, – то он в смерти дофина, старшего сына и наследника французского короля, старшего брата ее мужа – Франциска. Уже упоминаемый кравчий принца граф Монтекукулли в жаркий августовский вечер подал разгоряченному принцу стакан воды со льдом. Тот ее выпил и почти тотчас же умер. Не было сомнения в отравлении, возникал вопрос лишь, кто стоял за графом. На следствии Монтекукулли сказал, что выполнял волю императора Карла V. Бальзак, отдавший дань уважения Екатерине и смело отвергающий все, что ей инкриминировалось на протяжении столетий, считает, что это так и было, ибо «у Франциска I был план женить своего сына так, чтобы с женитьбой его территория Франции увеличилась». Но все же это, по-видимому, слишком сложная комбинация: для матримониальных планов существуют более простые ходы политического противодействия. Если же прибегнуть к бессмертному римскому посылу «кому выгодно?» и вспомнить переговоры графа с папой еще до свадьбы Екатерины, то, может быть, придется переменить точку зрения по этому вопросу.
Начиная с современников Екатерине Медичи приписывали хорошее знакомство с ядами, чему косвенное подтверждение смерть сыновей и неугодных лиц. Так что вполне вероятно, что смерть дофина – первый, пока опосредованный, опыт в этой нелегкой науке пасьянса живыми фигурками. Что до Бальзака, то его позицию объясняет легитимистская доминанта подхода к истории жизни Екатерины – французской королевы, волна же реабилитаций прошлого века и сегодняшних времен частично находит объяснение в этом же, частично в эпатаже, когда тщатся доказать все что угодно от противного – для привлечения хоть какого-нибудь внимания публики со своим умозрительным построением и к своей персоне (четко прослеживаемый дуализм: известность имеет материальное воплощение). Но не будем все же сбрасывать со счетов современников деяний Медичи – многое делалось на их глазах. Яды же Медичи славились веками, а ведь, как известно, дыма без огня не бывает.
Подобные мысли посещали некоторых лиц, среди которых была и Диана де Пуатье. Все понимали, что следствием отравления стало реальнейшим делом ближайшее царствование Генриха и Екатерины. Но на Генриха никто и не думал, Екатерина же вела себя безукоризненно, ибо к моменту смерти дофина она была всем известна как обожательница свекра-короля, старавшаяся всегда быть при нем – из-за сильной к нему привязанности и преклонения. Подобное отношение к королю, страстно любившему своего старшего сына, поставило весь дом Медичи вне подозрений, и возникший было шепоток подозрительности покачался из стороны в сторону и, не найдя опоры, рухнул. Екатерина с достоинством вышла из этого испытания и с достоинством стала наследницей трона французских королей. Возможно, именно тогда она выбрала свой позднейший символ – радугу и слова «Приношу свет и спокойствие». Радуга – это весь спектр красок, в котором каждый волен выбирать себе цвет по вкусу, также как каждый по-своему понимает, что есть свет и что значит спокойствие. Воистину мудрость, достойная властителей.
Подобное отношение к королю она сохранила и после того, как ее муж стал дофином: Франциск I был по-прежнему ее единственной надеждой, ибо Диана безраздельно царила в сердце Генриха и чувствовала себя там настолько уютно-привычно, что даже дерзала соперничать не только с Екатериной, которую она побивала по всем статьям, но даже и с самой герцогиней Анной д’Этамп, фавориткой Франциска I.
Двор начал раскалываться на две партии – на партию госпожи д’Этамп и партию жены сенешаля (так с иносказательным напоминанием звали Диану в царствование Франциска I). Герцогиня д’Этамп поддерживала Кальвина и протестантов, де Пуатье – от противного – вместе с герцогами Гизами стояла во главе католической партии. Сам Франциск I долгое время поддерживал протестантов – для ослабления Карла V – но потом начал яростное их преследование. Диана же выдала обеих своих дочерей – одну за Робера Ламарка, герцога Бульонского, принца Седанского, другую – за Клода Лотарингского, герцога Омальского, что вкупе с католической ориентацией укрепило ее позицию. И хотя она была старше д’Этамп на девять лет и дофин – не король, она чувствовала себя настолько уверенно, что позволяла себе простительную слабость – периодически портить настроение Екатерине, которой, чувствуя собственную неустойчивость, приходилось лавировать между этими двумя львицами и предпринимать перманентные жалобные и унизительные попытки демонстрации нежнейшей дружбы с ними обеими. И плюс – постоянная, неотступная слежка за ней Дианы.
Ведь Екатерина до сих пор не могла родить, и, естественно, что двор, не смея даже подумать о доминирующей вине здесь Генриха, всей своей тяжестью обрушился на Екатерину. Конечно, почти все прекрасно понимали, в чем дело – шила в мешке не утаишь, да и Диана, несмотря на многолетнюю нежность Генриха, детей от него не имела (а уж о ней, теще таких людей, каких мы называли, никто не мог сказать, что она бесплодна). Но этикет есть этикет. Так что взойди сейчас Генрих на престол, он имел прекрасный повод для развода – ибо наследники монархов под особым попечением провидения, и церковь всегда шла навстречу монархам в подобном случае. С другой стороны, Диана своим умом дошла до афоризма, который папа Климент VII подарил своей родственнице. Поэтому пожелай Екатерина воспользоваться данным способом прибавления королевского семейства, у ее мужа не осталось бы для возможного будущего развода единственного аргумента. Так что Диане был, как наиболее вероятному кандидату в жены Генриха-короля, если паче чаяния он захочет поменять свою судьбу, прямой резон следить за нравственностью своей соперницы, ибо если бы это все же произошло, бастард стал бы наследником королей – аргумент, таким образом, не только личного, но и общественно-сословного характера.