Блистательный маркиз
Шрифт:
— Все нормально, — сказал он, небрежно махнув рукой. — Он не был хорошим человеком. Я не тоскую по нему и не оплакивал его.
Она сжала губы, но ему показалось, что в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие,
— Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким, — отрывисто добавил он, не совсем понимая, зачем рассказывает ей это. — Я почти не помню ее.
— Мне очень жаль, — мягко произнесла Элизабет. — Хотелось бы надеяться, что это было не слишком болезненно для вас.
Видимо, она прочитала ответ в его глазах, несмотря на все его усилия
— Мне очень жаль, — повторила она, проглотив ком в горле.
Джеймс кивнул в знак того, что принимает ее сочувствие, но ничего не сказал. Взгляды их на мгновение встретились, а затем она вытянула шею, пытаясь разглядеть за оградой графиню.
— Я не переживу, если леди Дэнбери придется страдать. Она ведь никому не признается. Иногда она бывает невыносимо гордой и принимает привязанность и участие за жалость.
Джеймс смотрел на девушку, наблюдавшую за его теткой, и вдруг поразился, какая Элизабет маленькая. Она казалась беззащитной и одинокой на фоне полей Дэнбери-Парка, простиравшихся за ней бескрайним одеялом, сотканным из всех оттенков зеленого. Летний ветерок развевал выбившиеся из пучка белокурые пряди. Джеймс бездумно протянул руку и заправил шелковистый локон ей за ухо.
Дыхание у Элизабет перехватило, рука взлетела вверх. Пальцы ее скользнули по его руке, и Джеймса охватило безрассудное желание сжать ее ладонь в своей. Достаточно было шевельнуть пальцами, чтобы поддаться соблазнительному порыву, но он убрал руку за спину и еле слышно произнес:
— Простите. Ветер растрепал ваши волосы.
Глаза ее расширились, губы приоткрылись, словно она собиралась что-то сказать, но, так и не решившись, просто отодвинулась.
— Леди Дэнбери была очень добра ко мне, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я никогда не смогу отплатить ей за все, что она сделала для меня.
Джеймс впервые слышал, чтобы его ворчливую, прямолинейную тетку называли доброй. Высший свет уважал ее, боялся, даже смеялся ее ядовитым шуткам, но он никогда не встречал человека, который любил бы ее так же, как он.
Вдруг тело Джеймса перестало повиноваться ему, и он почувствовал, что клонится вперед. Он больше не контролировал своих движений. Словно какая-то высшая сила вселилась в него, заставив протянуть руку, обхватить ладонью затылок Элизабет и, скользнув пальцами по шелковистым волосам, притянуть ее к себе ближе, еще ближе, а затем…
А затем его губы накрыли ее рот, и загадочная сила, которая заставила его поцеловать девушку, исчезла. Остался только он сам и неодолимая потребность обладать ею всеми возможными способами, которыми мужчина может обладать женщиной.
Зарывшись одной рукой в ее волосы, он обвил другой ее талию и ощутил, что при всей своей неискушенности она отвечает ему. Сердце Элизабет забилось быстрее, и вслед за ним загрохотало его сердце.
— Боже мой, Элизабет! — выдохнул он, лаская губами ее теку и ухо. — Я хочу… Я…
Его голос, должно быть, привел ее в чувство, потому что она оцепенела, а затем прошептала:
— О нет…
Джеймс не хотел выпускать ее из объятий. Ему хотелось опустить ее иа землю и целовать, пока она не забудет обо всем. Но, видимо, он был благороднее, чем воображая, ибо отпустил ее, как только она попыталась отстраниться.
Несколько мгновений она с потрясенным видом стоят перед ним, зажав крошечной ручкой рог, широко раскрыв немигающие глаза.
— Я никогда не думала… — вымолвила она. — Не могу поверить…
— Не можете поверить чему?
Она покачала головой:
— Какой ужас!
Пожалуй, это было несколько больше, чем он мог вынести.
— Ну, я бы не сказал.
Но Элизабет уже убежала.
Глава 7
Явившись на следующее утро в Дэнбери-Хаус, Элизабет находилась во власти одной идеи: избегать мистера Сидонса, насколько это будет возможно.
Подумать только, он ее поцеловал! Более того, она ему это позволила. А потом, что совсем скверно, сбежала как последняя трусиха — и неслась, не останавливаясь, до самого дома. За все годы, проведенные на службе у леди Дэнбери, она лишь однажды ушла с работы раньше, когда подхватила воспаление легких. Но даже тогда отказывалась покидать свой пост, пока графиня не пригрозила, что займется ее лечением лично.
Однако хватило поцелуя привлекательного мужчины, чтобы она распустила нюни, как законченная дурочка. Элизабет пребывала в таком ужасе от своего поведения, что послала Лукаса в Дэнбери-Хаус с запиской для леди Дэнбери, в которой сообщала, что чувствует себя совершенно больной, ho, пожалуй, соответствовало действительности, решила Элизабет при здравом размышлении. Она горела как в лихорадке, а желудок вел себя более чем странно.
К тому же единственной альтернативой была унизительная смерть от стыда. Всего этого, вместе взятого, оказалось достаточно, чтобы Элизабет сочла оправданной эту маленькую ложь.
Она провела весь вечер в своей комнате, углубившись в творение миссис Ситон. К сожалению, поцелуи там почта не упоминались. Очевидно, миссис Ситон полагала, что каждая девушка, у которой хватило ума приобрести книгу, способна сообразить, что не следует целоваться с джентльменом, который не является потенциальным претендентом на ее руку.
Не говоря уж о том, чтобы наслаждаться этим процессом.
Элизабет застонала, вспомнив о вчерашних событиях. Пока день не отличался от любого другого, за исключением того, что Элизабет столько раз оглядывалась через плечо, что леди Дэнбери поинтересовалась, не развился ли у нее нервный тик.
Засмущавшись, она нашла в себе силы перестать крутить шеей, но продолжала подпрыгивать на месте, услышав шаги.
Она утешала себя мыслью, что избегать Джеймса не так уж трудно. У управляющего тысяча обязанностей, и многие из них требуют разъездов по имению. Поэтому ей достаточно отсиживаться в Дэнбери-Хаусе, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Если же ему понадобится наведаться в дом по той или иной причине… что ж, она всегда найдет повод выбраться на воздух и погреться на теплом английском солнышке.