Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши
Шрифт:
Человечество жило и живет очень неполно – фрагментами, погрузившись в вину, в страх. Крайне необходим новый человек. Хватит, значит, хватит: попрощайтесь со старым человечеством. Старое создало лишь войны, насилие. Оно создало садистов и мазохистов, создало очень уродливого человека. Оно сделало людей патологичными, оно не позволяло появиться на свет естественному, физически и психически здоровому человечеству.
На днях кто-то спросил: «Кто такой мазохист, и кто такой садист?»
Мазохист – это человек, который любит по утрам принимать холодный душ, но вместо этого принимает теплый. А садист – это человек, который на просьбу мазохиста:
Люди всеми возможными способами мучают себя и мучают других. Во имя религии, во имя морали, во имя нации люди мучают друг друга, убивают друг друга. Для любой патологической, безумной вещи найдены прекрасные названия. Умопомешательство называют «нацией», умопомешательство называют «моралью» – прекрасные этикетки на совершенно уродливых вещах.
Однако сейчас пришло время от всего этого избавиться. И если мы не избавимся от этого достаточно быстро, чаша переполнится. Если не придет новое, человечество умрет; старое не может выжить. У старого нет возможности выжить, оно достигло своего предела. Оно прожило больше, чем ожидалось.
Я передаю вам знание о новом человечестве, о новом человеке, который не будет думать о будущем и не станет жить в соответствии с разнообразными «надо» и «должен», который не будет отвергать никакие природные инстинкты, который будет принимать свое тело, который с глубокой благодарностью будет принимать все, что дано ему Богом.
Ваше тело – это ваш храм, оно священно. Ваше тело вам не враг. Любить свое тело, заботиться о своем теле не является чем-то нерелигиозным – это религиозно. Нерелигиозно мучить свое тело и разрушать его. Религиозный человек будет любить свое тело, потому что это храм, в котором живет Бог.
Вы и ваше тело – это, на самом деле, не две отдельные вещи, а проявление единства. Ваша душа – это ваше невидимое тело, а ваше тело – это ваша видимая душа. Я учу этому единству, и с обретением этого единства человек становится целым. Я учу вас радости, а не печали. Я учу вас игривости, а не серьезности. Я учу вас любви и смеху, потому что для меня нет ничего более священного, чем любовь и смех, и нет ничего более молитвенного, чем игривость.
Я не учу вас отречению, которое проповедовалось веками. Я учу вас: «Радуйтесь, радуйтесь и снова радуйтесь!» Радость должна стать основополагающей сутью моих саньясинов.
Да, мой подход к жизни является целостным, поскольку для меня быть целым означает быть святым.
Третий вопрос:
Ошо,
Правильно ли я понимаю, что если кто-то со своей возлюбленной сможет превращать сексуальную энергию в духовность, то и тогда эти взаимоотношения не будут удовлетворяющими? Твои кажущиеся противоречия приводят меня в замешательство.
Нелли, замешательство – это мой способ работы над вами. Я привожу вас в замешательство, чтобы появилась возможность для ясности. Людям присуща очень сильная уверенность; они думают, что уже знают. И из-за этой уверенности они остаются закрытыми. Если вы уже знаете, нет необходимости искать и стремиться. Для чего? Если вы уже знаете, вы можете держать свои окна и двери закрытыми.
Люди слишком сильно уверены, и это серьезная проблема. Необходимо снова сделать их неуверенными, поколебать их уверенность; нужно убрать их догмы и убеждения. И поэтому возникает замешательство. Что такое замешательство? – Состояние, когда вы начинаете терять свою прежнюю уверенность. Вы чувствовали, что знаете, и неожиданно у вас начинает возникать ощущение, что вы не знаете. Вы думали, что у вас есть ответ, и неожиданно вы осознаете, что существует вопрос, а ответ был просто навязан.
Здесь это происходит с каждым новым учеником, а Нелли – новая саньясинка; она стала саньясинкой лишь на днях. В течение нескольких дней вы будете ощущать все большее и большее замешательство. Это хороший признак, это означает, что вы меня слушаете.
Есть люди, которые продолжают меня слушать, но никогда не приходят в замешательство. Это просто означает, что они меня не слышат; их уши забиты ушной серой, они глухи. Есть люди, которые, слушая меня, не только не приходят в замешательство, но и становятся еще более уверенными. Это означает, что они услышали нечто другое, не то, что говорилось.
Два грузчика пытаются протащить через дверной проем огромный ящик. Они толкают и дергают его до изнеможения, но он не проходит.
В конце концов, грузчик, который находится снаружи, говорит:
– Бросим это дело, нам его никогда не внести.
Грузчик, находящийся внутри, отвечает:
– Как это «внести»? Я был уверен, что мы пытаемся его вынести!
Если, слушая меня, вы приходите в замешательство, это означает, что вы меня услышали. Чем более вы разумны, тем в большем замешательстве вы окажетесь. И я использую противоречия как технику, я все время сам себе противоречу.
Почему я противоречу сам себе? Я не учу здесь философии. Философ должен быть очень непротиворечивым – безупречным, логичным, рациональным, всегда готовым аргументировать и доказывать свои утверждения. Я не философ. Я здесь не для того, чтобы давать вам непротиворечивые догмы, за которые вы сможете цепляться. Вся моя работа заключается в том, чтобы дать вам не-ум.
Пусть это станет для вас совершенно ясным. Моя работа состоит не в том, чтобы усиливать уверенный ум, моя работа заключается прямо в противоположном: дать вам состояние не-ума – состояние, в котором нет знания, состояние, которое функционирует из незнания, состояние невинности.
Я использую противоречие как средство. Я говорю одну вещь, вы по своей старой привычке за нее цепляетесь; на следующий день мне приходится ей противоречить. Когда я противоречу, вам приходится это бросить. Но вы, возможно, начнете цепляться за эту новую вещь, которую я сказал; тогда мне придется снова ей противоречить.
Так будет продолжаться: вы будете цепляться за то, за это. Однажды вы неожиданно осознаете, что происходит. Я не позволяю вам быть в чем-либо уверенными, не даю ничего, за что можно было бы уцепиться. А если я себе противоречу, то какой тогда вообще смысл цепляться? Почему бы тогда не подождать? Я снова буду противоречить, и тогда вам придется это отпустить, а это болезненно. Если вы уцепились за что-то, а затем должны это отпустить, это болезненно, это создает беспокойство.
Поэтому все, кто слушают меня долгое время, просто слушают. Они просто слушают, не цепляясь. Поскольку эта игра им знакома, они отлично знают, что завтра я буду противоречить. Так зачем таскать это двадцать четыре часа? Боль от этой тяжести, а затем боль от ее выбрасывания… Постепенно, постепенно у вас зарождается осознание того, что цепляться нет необходимости: этот человек противоречив. Этот человек последовательно непоследователен.