Ближе некуда
Шрифт:
— Ну, а ты-то. Вчера на турнире вела себя как слюнявое ничтожество, а сейчас и вовсе закон нарушаешь. Тоже мне, женщина.
— Мне жаль, что так вышло, брат, — выдохнул наблюдающий за всем этим с порога комнаты Неярь. Он выглядел испуганным, но в меру, как человек, который вынужден поступить по совести, но боится этого. Он повернулся к стражам. — Она совсем затуманила моему брату мозги. Но это понятно — мне-то богини дали силу быть отцом мужчин, а все его женщины доселе были бесплодны.
Женщины зацокали языками, видимо, сочувствуя своим товаркам. Те, которым Лакс
— У него в кармане иноземная поделка, которая может убить. Заберите ее и выбросите, если не хотите потерять память, как эти, — он махнул рукой куда-то в сторону. — Боюсь, эти несчастные потеряют память о сегодняшнем дне навсегда.
Лакса грубо и быстро обыскали. Я заметила, что ножи в некоторых местах вдавились в его тело слишком сильно, и на ткани одежды проступила кровь. Но он не дернулся и не издал ни звука, позволяя женским рукам шарить по своему телу. Прибор был извлечен из кармана и тут же растоптан ногой одной из женщин.
— Ты лишен чести, Неярь, — сказал Лакс, глядя в глаза своему «брату».
— А ты — жизни. Прощай.
Нас потащили вниз, постоянно понукая окриками и тычками. Я чувствовала себя участницей современной театральной постановки или какого-нибудь шпионского боевика. Попытка бегства, попытка шантажа, а теперь что? Плен и казнь? И даже Патрон Камнри уже не вмешается, ибо группа наверняка на пути к Воротам и вот-вот покинет этот мир навсегда. А что может сделать, оставшись одна, Патрон сопровождения?
Мы вышли на улицу, где нас ждали еще стражи. Похоже, Неярь позаботился о своей безопасности, как следует — по крайней мере, двадцать вооруженных женщин находились в саду и у машины за оградой.
— Я что-нибудь придумаю, Стилгмар, — сказал Лакс на гальбэ. — Не падай духом, мы выберемся.
— Еще одно слово на этой тарабарщине, и я тебе кровь пущу! — рявкнула одна из женщин.
Пришлось замолчать. Под взглядами и выкриками уличных прохожих, которые откуда-то уже все знали, нас довели до автомобиля с паровым двигателем, усадили и пристегнули цепью за ноги и за руки к специальным поручням в салоне. Женщины действовали ловко, почти деловито. Кажется, им приходилось это делать далеко не в первый раз.
Зеваки окружили машину, выкрикивая ругательства и скабрезности в наш адрес. Я опустила голову, пытаясь скрыть пылающие щеки. Лакс же сидел прямо, словно шест проглотил. С рывком машина тронулась и покатилась по улице.
— Главная будет в восторге, — сказала одна из усевшихся с нами рядом — для спокойствия — женщин. Всего их в салоне рядом с нами оказалось трое: две по бокам, одна — лицом к нам. — Ты, деточка, уже сегодня побываешь на турнире, поверь мне. Ну, а ты, мужик, скорее всего, будешь отдан сестрам Главной на потеху. Конец великой любви.
Она откинула голову и хрипло расхохоталась.
— Переоденут они тебя в девочку и заставят развлекать гостей. Но ты, милая, — она повернула ко мне голову, — уже этого не увидишь,
Я не знала, о чем они говорят. Я ни на кого не претендовала, значит, я не могла за кого-то бороться в этом турнире. Лакса-то дисквалифицировали, если так можно сказать. Что со мной сделают? Мне нужно будет сражаться? Убивать?
Я постаралась не выказать своего страха. Выпятив подбородок, я уставилась прямо перед собой, в лицо женщине, сидящей напротив.
— Ну-ну, смотри, смотри, милая. Вспомнишь меня перед смертью, тебе мелочь — а мне все приятно будет, что тебе радость доставила.
Она засмеялась, обнажив желтые клыки.
— Не провоцируй их, — тихо сказал Лакс.
— Все верно, не провоцируй, — поддержала та, что сидела рядом с ним. — Главная — женщина добрая, но мы ж всегда можем сказать, что вы сопротивлялись и даже кровь нам пустили.
Она чиркнула себя своим же ножом по руке, оставив приличных размеров порез. Потекла кровь, женщина поймала мой взгляд и снова засмеялась.
— Вот видишь, уже так и есть.
Я опустила голову. Женщины негромко переговаривались, но я и Лакс молчали всю дорогу до высокого дома, в котором находился зал слушаний, или, как его здесь называли, «Трибуна».
Солнце уже поднялось достаточно высоко, и мне захотелось есть и пить, ведь с утра кроме пары кружек аркнуба во рту ничего не было. Но, похоже, придется потерпеть.
Нас выволокли из машины, снова взяли в ощетинившееся ножами кольцо и повели через выложенную камнем площадку ко входу.
ГЛАВА 17
Я стояла, упершись связанными ногами в песок, и смотрела в глаза женщины, которая должна была стать моей убийцей. Я видела, как играют мышцы ее тренированных рук, обтянутых короткими рукавами церемониального костюма, смотрела в сверкающие возбуждением и весельем глаза и думала о том, что не готова распрощаться с жизнью.
Совсем не готова.
Вчера мы говорили с Главной женщиной. Стражи почти волоком затащили нас в просторное помещение, чем-то напомнившее мне земной зал суда. На стенах висели круглые щиты с изображением стоящих на задних лапах животных — то ли слишком длинноногие львы, то ли лани с гривами вокруг морд, не знаю. Длинные ряды скамеек были обращены к пустой трибуне, над которой висел еще один, самый большой щит с гербом государства. Выход по правую сторону от нее охраняли две женщины с исключительно свирепыми лицами.
Нас протащили мимо скамеек и довольно грубо поставили спиной к ним, лицом к большому щиту. Одна из женщин о чем-то быстро пошепталась с теми, кто охранял вход, и вернулась к нам.
— Главная придет через мгновение, — сказала она, заложив руки за спину и встав передо мной. — Выпрямитесь! Не смотрите ей в глаза! Отвечайте честно и правдиво на вопросы и давайте полные ответы!
Я опустила голову, чтобы никто не мог прочитать на моем лице испуга. Я помнила о Главной из учебника, и помнила о том, вопросы какого рода она решает. Смерть или жизнь. Вот ее компетенция. Просто и однозначно. Смерть или жизнь, и я практически на сто процентов была уверена в том, что нам с Лаксом уготовано первое.