Ближе некуда

Леру Юлия

После возвращения Терна, после его поцелуя все стало еще запутаннее и тяжелее.

В тот вечер Ар-ка пришла ко мне, светясь от счастья. Назавтра Пана устраивает прием по случаю возвращения сына. Небольшое торжество только для своих, и, конечно же, без нас с Онел-адой обойтись было нельзя. Ар-ка налила себе воды с приправами, взяла с тарелки свежую булочку и приняла объяснять нам с мамой, во сколько нужно будет прийти и как она рада тому, что ее ненаглядный жених вернулся.

Где-то на середине разговора о том, что праздник, кажется, будет

последним в этот лунокруг из-за джорнаков, я поняла, что меня тяготит присутствие моей лучшей подруги. Поцелуй Терна жег губы. Возвратившись домой, я остановилась перед дверями и умыла снегом горящее лицо, но холод не смог погасить пожар, пылающий внутри. Я чувствовала себя предательницей. Сколько лет мы были неразлучны: я, Ар-ка и Терн, а теперь вдруг я позволила себе то, о чем никогда даже не задумывалась. Это глупо и нечестно. Во всем виноват Терн. С чего бы вдруг он стал целовать меня?

А может, он тоже хотел этого?

«Я не хотела, — сказала я себе, и повторила это еще сто раз ночью, когда лежала в кровати, не смыкая глаз. — Я не хотела, и этому не бывать».

Я с трудом поборола в себе желание извиниться и лечь спать. Ар-ка приходила в таком восторженном настроении не раз, и я всегда сидела с ней, сколько требовалось, я всегда искренне радовалась ее счастью и желала ей только добра. Этот проклятый поцелуй.

Инфи великий, что я наделала. Зачем он так со мной?

— А что ты скажешь, Одн-на?

— Что? — я захлопала глазами так, что даже мама посмотрела на меня с удивлением. — Прости, задумалась.

— О чем?

Мысли заметались с лихорадочной быстротой.

— Джорнаки, — наконец, подсказал разум. — Терн говорил, что в городе тоже неспокойно.

— Да, и мне тоже, — кивнула Ар-ка, и я почувствовала укол в сердце, потому что этого как раз мне он и не сказал. — Потому и хотим только для своих. Вы, мы. Если захочешь, я приглашу Олл-арда…

— Не-ет, — застонала я, и они обе рассмеялись.

Олл-ард ходил за мной по пятам уже года три, но я упорно не желала подпускать к себе этого розовощекого толстого парня, сына нашего лекаря. Говорила себе, что дело в том, что я просто еще не готова принять чьи-то ухаживания, говорила себе, что еще успею. Многие девушки в деревне уже с рождения, как Арка и Терн, были с кем-то обручены, но меня обязательства не связывали, и я могла себе позволить выбирать.

Но мне это было не нужно, потому что я уже выбрала…

Я сама испугалась своих мыслей и поспешила прогнать их прочь.

Круг третий

Как долго влюбленность можно скрывать от посторонних? Всю жизнь. Как долго ее можно скрывать от матери? Мгновение.

Когда посиделки в честь возвращения Терна, громко названные Ар-кой «приемом», наконец, закончились, и мы вернулись домой, первое, что сделала мама — схватила меня за руку и заставила посмотреть себе в глаза.

— Что с тобой случилось, Одн-на?

Сначала я не поняла, а потом попыталась сделать вид, что не понимаю, но ее было не провести.

— Зачем ты позоришь

меня и память своего отца?

Я задрала голову и посмотрела на нее.

Весь вечер я старалась вести себя, как обычно. Смеялась над шутками Терна, поддерживала рассказы Ар-ки о временах его отсутствия, послушно вышла с ней в другую комнату, когда мужчины заговорили о джорнаках. Мы обе обожали Фелика, младшего брата Терна, и с удовольствием выслушали его полный энтузиазма пересказ героических подвигов Человека-медведя из привезенной Терном книжки.

Я обнялась с Терном еще раз, прижав его к себе не крепче, чем обычно, я пошутила над скорой свадьбой своих лучших друзей — не злее, чем обычно. Я старалась не смотреть на Терна чаще, чем положено, но все же ловила иногда на себе его взгляд и чувствовала, как пересыхает от этого взгляда во рту.

Что-то сдвинулось во мне после его приезда. Что-то случилось со мной за те два года, которые он провел вдали от деревни, от Ар-ки, от нас всех. Не было больше той легкости в беседе, не было того озорного смеха в глазах, стали заметными случайные прикосновения, взгляды, жесты.

Я любила Арку, как сестру, и я думала, что люблю Терна, как человека, который вскоре станет мужем моей сестры. Я никогда не думала о том, как его губы прижимаются к моим, как его глаза останавливаются на моем лице, как его руки касаются моих рук.

Я старательно выбрасывала эти мысли из головы. Но мама заметила. Заметила и не стала молчать.

— Я не позорила тебя, я не делала ничего недопустимого, — сказала я, открыто и честно глядя на нее.

— Если это заметила я, считай, заметила и Пана. — Мама посмотрела на меня более внимательно, и взгляд ее смягчился. — Одн-на, детка. Не твоего он поля ягода. Он уже обручен с Ар-кой, скоро свадьба…

— Да я знаю, — сказала я тихо.

Вывернувшись из ее рук, я прямо в обуви пересекла комнату и подошла к окну.

— Я знаю о том, что их отцы дали друг другу слово, которое нельзя нарушить, — сказала я, глядя на свое отражение в оконном стекле. — Я знаю, что они скоро поженятся. Я знаю, что Ар-ка — моя лучшая подруга, и что Терн — мой лучший друг.

— Мне очень жаль, деточка, — сказала мама позади меня. — Терн просто вырос, и ты стала видеть в нем мужчину. Это увлечение, моя девочка, оно скоро пройдет. Поверь мне.

Я сжала губы.

— Верю. Верю, мама.

Я вернулась к порогу, разулась и сняла с себя пальто.

— Завтра мы займемся шкурой. Я получила хороший заказ, — сказала мама. — Ты никуда не собираешься?

Я покачала головой. Оленье мясо лежало в леднике, еды было вдоволь, и ходить на охоту в ближайшее время не было нужды.

— Нет, не собираюсь. Я помогу тебе.

— Одн-на, милая.

Я обернулась.

— Да. Да, мама.

— Пообещай мне, что не позволишь себе поступить недостойно дочери своего отца.

Я почувствовала, как каменеют мышцы лица, как холодеет сердце от тех слов, что я должна была сейчас произнести.