Ближний бой
Шрифт:
Юношеский спортивно-оздоровительный лагерь «Сокол» был местом, где можно было приятно провести лето. Раскинувшиеся вокруг сосновые леса, Истринское водохранилище, чистый воздух, возможность бегать кроссы, заниматься боксом, карате и теннисом — все это нравилось Геннадию. Ему было двадцать четыре года. Он проводил в «Соколе» ухе третье лето, работая инструктором по боксу и теннису. С парнями, занимающимися в его группе, он умел находить общий язык, а победу над женской частью лагеря он одерживал сразу, в первые же дни. Правда, эти его победы были чисто платоническими. Сколько бы молоденькие девушки ни строили ему глазки, ни посылали ему записочки и всячески ни провоцировал, Гена не клевал. Он был одинаково
Штруп никогда не был в Америке. Этот обаятельный молодой человек был опасным преступником. Это он в тот день на Профсоюзной улице с первого же выстрела убил охранника обменного пункта, а потом расстрелял в упор двух человек из инкассаторской машины.
Гена вышел из душа в прекрасном настроении. На нем были легкая полосатая тенниска и шорты, которые, как он знал, ему очень шли, делая рекламу его стройным загорелым ногам. В холле, когда он появился, дам было особенно много. Штруп знал, что все они ждали его, и не мог отказать себе в удовольствии несколько минут покрасоваться перед ними. Конечно, он ни с кем из них не заговаривал, только улыбался и кивал. Антонина Петровна — супруга начальника лагеря, женщина не первой молодости, с пышными формами и улыбкой, всегда появлявшейся при виде Геннадия, сообщила, что его вызывают к телефону.
Он прошел в соседнее здание, где находился телефон, и через пять минут вышел оттуда, по-прежнему галантный и улыбающийся.
— Завтра мне необходимо съездить в Москву, — предупредил он Антонину Петровну. — Оформите, пожалуйста, два дня за мой счет.
Она покраснела, как девственница, и повела плечиком:
— Ну что вы. Гена, какие проблемы.
До обеда еще оставалось время, и Штруп, подходя к столовой, остановился у телевизора, выставленного прямо под открытым небом. Смотрел он, однако, не столько на экран, сколько на крутившуюся у него под ногами Ирочку Новосильцеву — хорошенькую четырнадцатилетнюю девочку, которая никогда не упускала случая состроить Гене глазки. Что и говорить, девочка была очень хороша. Только что созревший прекрасный плод, невинно предлагающий себя попробовать. Что-то порочное чудилось Гене во взгляде ее ясных голубых глаз. Не исключено, что она уже успела вкусить прелести настоящей близости — наверное, трахнул в Москве какой-нибудь юный оболтус… Ее взгляд, пожалуй, сулит многое…
Гена вообразил ее себе без юбочки и трусиков, и получившийся образ вызвал на его губах широкую мечтательную улыбку. Малышка ему невероятно нравилась. К концу лета, перед самым отъездом, он обязательно ее трахнет. Но пока надо вести себя с ней осторожно, в удобный момент намекнуть ей кое о чем, а потом найти подходящее местечко, желательно с мягкой травкой, и сделать дело нежно. Главное — никакого скандала. В его положении это совсем ни к чему.
На другой день в половине девятого утра Штруп был уже на ногах. Он отлично выспался и был в превосходной форме. Погода стояла хорошая, солнце ярко сияло среди мохнатых верхушек сосен. Он плотно позавтракал, открыл двери гаража, уселся в свой «жигуленок» шестой модели и включил зажигание. Гена во всем старался выглядеть неброско. Средства позволяли ему ездить в «Мерседесе», но он предпочитал этот серый «жигуль», который должен был привлекать не больше внимания, чем клочок газеты на асфальте.
…Проехав добрую сотню километров, Штруп без десяти одиннадцать подъехал к «фазенде» своего шефа. Дача по периметру была окружена капитальным бетонным забором. Остановив машину около закрытых металлических ворот, Геннадий коротко посигналил. Ворота открыл Утюг —
Картавый — кличка, которую владелец дачи получил когда-то на зоне. Сейчас ему было за пятьдесят. Он располнел и обрюзг и почти не выезжал из этого уединенного местечка. Московские бандитские группировки, признав его авторитет, посылали ему, как уважаемому вору в законе, деньги «на подогрев». Но чем больше Картавый отходил от Дел, тем меньше их поступало. Изменения в бандитском мире Москвы происходили стремительно, многих его знакомых воров в законе перестреляли, Другие подались за границу. В Москве возникали и распадались группировки, сферы то и дело перекраивались. Стареющему ворюге трудно было уследить за всем этим из своей подмосковной берлоги. К настоящему времени из группировок, с которыми он когда-то был связан, осталась только небольшая и уже утратившая былое влияние банда Кисы. Для Кисы Картавый все еще был авторитетом. Он иногда приезжал к нему за советом, но чаще — просить заступничества перед главарями других банд. Картавый был в курсе всех Кисиных дел и имел от него «на подогрев».
Но сейчас у Картавого появился новый человек, на которого он возлагал большие надежды. Этим человеком был Гена Штруп, спортсмен и отличный парень, сын убитого Эдика Штрупа, с которым Картавый когда-то «парился» на зоне. Картавый заботливо опекал Гену с его первых шагов на бандитском поприще. Советовал, как лучше организовать банду, каких в нее подобрать людей, давал наводку. Гена провернул уже десяток дел и ни разу не прокололся.
«Этот парень далеко пойдет», — думал вор, глядя на высокого стройного молодого человека, входящего в гостиную.
— А ты загорел! — воскликнул он. Гена улыбнулся:
— Что еще остается делать?
Картавый вразвалку направился к столику, где стояли бутылка хорошего французского коньяка, маленькие рюмки и тарелки с закусками.
— Как доехал? — спросил вор.
— Отлично.
— Мусора не останавливали?
— Ни разу.
— Ну ты везунчик, — законник подмигнул ему и налил коньяк в две рюмки. — Садись, — пригласил он.
Опрокинув в себя содержимое рюмки, Картавый не мешкая перешел к делу.
— У меня есть для тебя работа. Надо кое-кого убрать.
— Кажется, я догадываюсь — кого. Картавый кивнул:
— Точно, Сопилу. Его ищет какой-то шустрый тип, до того шустрый, что мне это перестало нравиться. Он завалил телохранителя Кисы и едва не пришил его самого. Слава Богу, что Киса не знает, где Сопила! Киса наложил в штаны, когда к его горлу приставили перо, а еще держит себя за крутого!
— Что за тип?
— Не знаю. Но менты так лихо не работают. По-моему, он действует от себя. И потому особенно опасен. Позавчера он появлялся в квартире Сопилиной шалавы и чуть не отправил на тот свет Ханыгу — лучшего Кисиного стрелка. — Картавый нахмурился. — Если он найдет Сопилу, то, значит, выйдет на нас. Сопила может расколоться.
У старого законника были основания для опасений. Он окончательно потерял веру в Кису и его банду. Киса был беспределыциком, которому удалось восстановить против себя главарей чуть ли не всех московских группировок. Самым крупным его просчетом была объявленная им война мытищинским. Картавый осторожно пытался отговорить его от наездов на них, но Киса, обуреваемый жаждой мести, ничего не хотел слушать. Картавому стало ясно, что дни Кисиной банды сочтены. Мытищинские сотрут ее в порошок. Он популярно растолковал это Сопиле. Тот согласился с его доводами. От Кисы надо откалываться, и чем скорее, тем лучше.