Близкие люди

Устинова Татьяна Витальевна

Степан поднялся с кресла, дошел до Ингеборги, поцеловал ее в губы, вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь.

Ингеборга только растерянно моргала.

Итак, все вернулось к тому, с чего начиналось.

В истории мог быть замешан кто угодно: Саша, рассказавшая или только половину правды, или вообще не правду, Чернов, который готов за нее в огонь и в воду, карьерист Белов со своими космическими амбициями, активист Гаврилин, которого труднее всех приспособить к этой истории, собственная Степанова машина,

мигнувшая Саше одним тормозным фонарем, и мало ли кто еще, до сих пор Степану неизвестный.

Сюда же следует приложить зеленую «пятерку», чуть не угробившую Белова до смерти, лекарство, которое никак не мог найти Петрович, его звонок Степану, покойного Сашиного мужа… и что еще? Или кого?

Было еще только около десяти утра, а голова болела так, как будто накануне он запивал водкой портвейн. Или как там у классика? Водку портвейном?

В больницу к Белову его с утра не пустили, велели дожидаться прихода врача. Врача Степан дожидаться не стал, решил, что заедет попозже, и на всех парах помчался в офис.

Там еще никого не было, кроме бледненькой и хорошенькой Саши, которая в своем кабинете разбирала бумаги. Она подняла на Степана прекрасные виноватые глаза, которые он видеть не мог, но ничего не сказала, от чего Степан немедленно почувствовал себя свиньей.

Господи, неужели и она тоже заставляет его прыгать в кольцо?!

Работа у него не пошла. С чего он взял, что вообще этим утром сможет работать?! Некоторое время он делал над собой усилия, заставляя себя вчитываться в необходимые и срочные бумаги, а потом решил, что лучше он просто подумает.

Просто посидит и подумает.

Заглянула Саша, увидела, что он сидит один, закинув за голову руки, а на столе перед ним лежит снятая с телефона трубка, осторожно прикрыла за собой дверь и через пять минут проворно внесла поднос с кофе.

Как раньше.

Степан сказал спасибо и проводил ее глазами.

Может или не может оказаться убийцей женщина, которая так уютно и привычно приносит огненный кофе в знакомом кофейнике и гору аппетитных золотистых маленьких пирожков и даже салфетки, уголком торчащие из толстого стакана?..

Он ведь уже поверил, что она ни при чем. Нет, он совершенно точно знал, что она ни при чем, а потом Ингеборга принесла из ремонта этот чертов автоответчик, который только все запутал!

А лучший друг? Он тоже может оказаться убийцей? Ведь про него Степан тоже совершенно точно знал, что он ни при чем, пока не услышал в телефоне голос Петровича.

Петровича, которого уже несколько дней нет на свете!..

От всей этой чертовщины, а также от продолжающихся майских морозов и вчерашнего никому не нужного поцелуя с Ингеборгой голова у Степана не просто болела, а как будто разваливалась на куски.

Кто был в котловане вместе с Сашей Волошиной в ту ночь, когда убили Муркина? И был ли кто-нибудь? Чью машину она видела уезжающей из Сафонова, и видела ли? Что еще мог предпринять решительный Чернов, кроме нелепой кражи тетради из Степанова сейфа? Кого имел в виду Петрович, когда говорил «тоже»?

«Муркин с ней тоже общие дела имел…»

За толстой ореховой дверью кабинета послышались громкие голоса, приблизились, зазвучали под самой дверью, а потом она распахнулась, и в кабинет влетел Чернов, очень сердитый и очень похожий на агента Малдера из сериала «Секретные материалы».

— …сто раз предупреждал, что я разговаривать не буду! Если вам так хочется, можете разговаривать с ней сами, а я не буду, вам ясно?!

Он швырнул в сторону своего стола объемистый фирменный рюкзак и, дернув дверь, прикрыл ее перед самым носом секретарши.

— Идиотка проклятая, — пробормотал он, трясясь от негодования, — сто раз сказал, с женой разговаривать не буду. Нет, все равно она лезет: «Может быть, соединить, Вадим Алексеевич?» — проблеял он дурацким голосом, думая, что представляет секретаршу. — Сама бы и говорила, если ей невтерпеж соединяться!..

— Ты чего, всерьез разводиться надумал, Черный? — спросил Степан с веселым интересом. — После стольких-то лет?

Чернов посмотрел на него, ничего не сказал, налил себе кофе в Степанову кружку и жадно выпил.

— Сашка здесь, что ли? Я смотрю, ты кофеек попиваешь!

— Здесь. Я вчера из ремонта автоответчик получил, — начал Степан без предисловий, — его Иван несколько дней назад об пол грохнул.

— Ну?

— Ну а там сообщение от Петровича. Хочешь послушать? Я кассету с собой принес.

Чернов замер, так и не дожевав кусок пирога, который только что засунул в рот.

— Дал бы проглотить сначала, — пробормотал он невнятно, — какое такое сообщение?

— Такое. Будешь слушать?

Чернов кивнул, и они вдвоем прослушали сообщение, которое Степан за ночь выучил наизусть, как хороший студент шпаргалку.

— Ну и что? — спросил Чернов, когда сообщение кончилось. — Ну и о чем тут речь? О том, что он тоже был в курсе Сашкиных дел?

— Прости, Черный, — сказал Степан не слишком искренне, — я не подумал, что ты все это воспримешь как личное оскорбление.

— Да ни при чем здесь оскорбление! — возразил Чернов с досадой. — Я не понимаю, ты что, думаешь, что Сашка могла… пришить этого ублюдочного шантажиста? Ты же вроде ей поверил, когда она рассказала, что в ту ночь в котловане делала?

— Поверил, — согласился Степан, — только теперь не понимаю, что я должен делать. Вправду, что ли, в милицию звонить?

— Кстати, — спохватился Чернов, — Белов звонил пять минут назад. Я от злости на эту дуру в приемной все позабыл. Его отпускают домой. Говорят, что лежать никакого смысла нет.