Близкий свет
Шрифт:
Мужчина хмыкнул и изысканно ответил:
— Извините, любезная Инга Францевна, но мне показалось, что вы так агрессивно встретили мой звонок, будто ожидали, по крайней мере, услышать рычащий голос своего заклятого врага. Позвольте уверить вас, что это решительно не так! Я — адвокат Лазарь Иосифович Дорфманис, и моя контора, о которой, уважаемая госпожа, вы непременно слышали, находится в пятнадцати минутах спокойной ходьбы от вас, так, во всяком случае, мне представляется, возле «Балтик-Бич». А необходимость прибегнуть к вашей помощи, любезная госпожа Радзиня, вызвана у меня тем обстоятельством, что ко мне в контору недавно обратился, вероятно, хорошо известный вам театральный деятель господин Ковельскис. Во всяком
— Да? И почему же? — прямо-таки дрожащим от показного равнодушия голосом спросила Инга.
— А вы и не представляете себе, уважаемая госпожа, — судя по интонации, адвокат улыбался, — как лестно он отзывался о вас. Правда, — он тут же хихикнул, — господин Ковельскис предупредил меня, что вы можете оказаться не самой э-э… скажем так, удобной собеседницей, но у вас есть, тем не менее, важнейшие человеческие качества. Вы, сказал он, — предельно искренний и честный, и вообще глубоко порядочный человек. И если только пойдете нам навстречу, то сделаете, со своей стороны, все, чтобы оказать существенную помощь адвокатскому расследованию.
— Он правда так сказал? — почти выдохнула Инга.
— Клянусь честью, верьте моему слову. Я никогда не обманываю своих клиентов, и уж, тем более, красивых женщин! — адвокат засмеялся.
— Откуда вам-то известно? — Инга не соображала, как реагировать. Уже и сам предмет разговора словно бы отошел у нее в сторону, явившись далеко не главным для нее.
— Хо! Слышали б вы, с каким восторгом он описал мне вас, чтобы я мог легко узнать при встрече. И, если вы не против, могу открыть вам свою, чисто профессиональную, тайну. Но, с вашего позволения, строго между нами. Идет?
— Ну-у… идет!
— По-моему, уважаемая госпожа Радзиня, — вкрадчивым шепотом заговорил адвокат, — он серьезно увлечен вами. Если вообще не влюблен, как юный студент в красавицу курсистку, вы меня понимаете? — кинув последнюю фразу совсем уже интимным тоном, адвокат раскатисто рассмеялся. — кажу больше. Когда я предложил ему приехать в контору вместе с вами, он уверенно заявил, что такой шаг может оказаться весьма неудобным, даже неприятным для вас. Он не желает оказывать никакого морального давления на вас, полностью доверяя вашему мнению и убеждениям. У меня, скажу по чести, на миг закралась мысль, что он в чем-то виноват перед вами, не совсем еще понимая, как выйти из этой ситуации. Но это, простите, уж относится к области предположений и не имеет ни малейшего отношения к тому следствию, которое нам предстоит предпринять.
— Благодарю вас за откровенность, — нашлась, наконец, Инга. — Так что я должна сделать?
— Ну, идеальный вариант, если бы вы нашли возможность посетить нашу контору, я готов назвать точный адрес.
— Благодарю вас, но, кажется, я знаю. Однажды, впрочем, не так и давно, я случайно оказалась в вашем районе и встретила симпатичного молодого человека, который представился мне помощником адвоката. Уж не ваш ли? Его зовут, по-моему, Димитрас.
— Хо! И тут поспел! — адвокат развеселился. — Мой, мой, чей же еще? Способный парень… Очень способный! — сказано было явно двусмысленно. Но голос адвоката сразу стал серьезным. — Если бы вы смогли подойти в контору еще сегодня, я был бы вам крайне признателен. Но если для вас поздно, я готов перенести встречу на завтра, в любое, удобное для вас время.
— Нет, нет, ну, что вы, что вы! Я же понимаю, что есть вещи, которые не терпят отлагательства, да и не так уж поздно. Пожалуй, я приду.
— Буду с нетерпением ждать вас, уважаемая Инга Францевна.
Что-то было не в порядке с головой… Мысли какие-то дурацкие, сомнения… А если все придумано? Но с какой целью?.. К примеру, чтобы отвести от себя подозрения?.. Она же ясно выразилась, назвав его виновником гибели Лоры. Он мог испугаться. Сомнения сомнениями, но ведь такое обвинение с ее стороны, будь оно широко озвучено, действительно могло бы нанести непоправимый ущерб имиджу знаменитого режиссера. Вот он и заволновался, на всякий случай. И даже ход нашел верный. Он, видите ли, ее всячески восхваляет, а она его станет обвинять, по сути, в смертном грехе. Что на это ответить? Обыкновенная стерва, и ее словам нельзя верить. Хотя она — да, и честная, и порядочная, и умная. И даже красивая! Но — ошибся, видите ли, в ней заслуженный человек, тонкий знаток психологии. Впросак попал!.. Почему бы и не так?
Жестокие сомнения одолевали Ингу. Очень хотелось ей поверить адвокату. И боялась, помня весьма неблаговидное поведение Петера. Неужели она сама ошибалась, а оттого и такая реакция на смерть Лоры? Но почему? На ее стороне факты, а на его? Опять одни слова?..
Как бы там ни было, а решение принято, и пусть ее продолжают мучить сомнения, она сама же только что пообещала адвокату прийти в его контору.
Но перед тем как выйти из дома, она вдруг решительно сняла телефонную трубку и набрала известный ей номер в дирекции театра. Хотя до открытия сезона было еще далеко, Инга знала, что Петер задерживается в театре обычно допоздна. Ответил мальчишеский голос:
— Театр, кого вам надо?
— Петера Августовича.
— Сей момент, он где-то здесь бродил, — без всякого уважения произнес тот же голос, и она услышала его крик: — Эй, Юрис, глянь-ка там главного! Его срочно на трубу зовут!
Через несколько томительных минут, на протяжении которых у Инги несколько раз вспыхивало острое желание бросить трубку, раздался знакомый и, оказывается, очень ожидаемый, голос режиссера:
— Ковельскис, слушаю вас.
Ни усталости от быстрого бега, ни нетерпения, — обычный деловой тон.
— Ответь мне, пожалуйста, зачем тебе понадобилось давать адвокату столь лестную мою характеристику?
— А-а-а… — протянул он, узнав. — Прости, сейчас перезвоню, здесь слишком много народу, плохо слышно, я перейду в свой кабинет.
«Врет, — слушая короткие гудки, подумала Инга, — просто растерялся и не знает, что ответить». Но трубку, тем не менее, положила на аппарат. И буквально через минуту раздался звонок. Она сняла трубку.
— Инга, — услышала она нетерпеливый и словно бы заранее не принимающий никаких возражений голос, — я просто обязан тебе заявить, что я вел себя, как самая отвратительная свинья. Это непростительно, я знаю, потому и не прошу никакого снисхождения с твоей стороны. Ты абсолютно права, а я — скотина. И говорю это совершенно искренне.
— А с чего это ты вдруг осознал это и, кажется, даже собираешься каяться?
— Скажу честно, хотя знаю, что мои слова еще больше отвратят тебя от меня. Только уйдя и дожидаясь потом электрички, а потом в поезде до самого дома, я думал только о том, какую совершил грубую, непростительную, отвратительную ошибку! Только не бросай трубку, дослушай, пожалуйста! Ты была полностью права. И это, в первую очередь, касается моего отношения к женщинам — вообще. Их у меня было немало в жизни, и ничем особенным они, одна от другой, не отличались. Увы! А так по-скотски получилось оттого, что я тебя не понимал, будучи уверенным при этом, что видел насквозь. Но, только оказавшись за дверью, осознал себя примитивным жеребцом. И стало, ты не поверишь, ужасно стыдно и горько. Ты — не такая, как все они! Ты не похожа ни на кого из них, только слепец мог этого не видеть и не понимать… Вот и все причины, — Петер тяжко вздохнул. — А перед адвокатом я не мог лукавить, да и не собирался. Я просто на миг вспомнил тебя — всю, с ног до головы, ну, как я видел не раз, прости, потом будто услышал твой голос и… В общем, сама понимаешь. Но мне и в голову не могло прийти, что он скажет об этом тебе. Еще раз прости, мне очень неловко перед тобой за эту… самодеятельность.