Близко к сердцу. Истории кардиохирурга

Федоров Алексей Викторович

Действительно, умерший через всю жизнь пронёс в себе аномальный клапан, который просто не успел себя проявить.

Он вполне мог не знать о диагнозе, тем более что умер внезапно от обширного геморрагического инсульта. Ещё одна аномалия развития – аневризма мозговых сосудов, иногда становится причиной неожиданной трагедии.

Работать в морге неприятно, но спокойно – сделать ничего плохого ты уже не сможешь, а если ошибёшься, это никому не навредит.

Я вшиваю старый механический протез, однажды уже извлечённый из умершего на вскрытии, зашиваю аорту,

а потом срезаю нитки и вытаскиваю железный клапан обратно: он ещё пригодится.

И вот наступает долгожданный день: ночью я ворочаюсь и не могу уснуть, обдумывая каждое действие, стараясь предугадать, что может пойти не так. Сотни таких операций я провёл с противоположной стороны стола в роли первого ассистента, с закрытыми глазами могу помочь хирургу на каждом из этапов, но другое дело, когда придётся стоять на его месте.

Утром, когда намывались в предоперационной, начальник повернулся ко мне: «Знаешь, там тонкие устья коронарных артерий, думаю, на первый раз это будет сложно. Сегодня я сделаю, а ты прооперируешь кого-нибудь потом».

Нужно было расстроиться, но в тот момент я испытал облегчение.

«Вот что значит гора с плеч», – подумалось, когда локтем нажимал на кнопку автоматического открывания двери.

Потянулись обычные будни. Разговор о самостоятельной операции казался сном, и в какой-то момент я действительно подумал, что он мне привиделся.

Через несколько месяцев в мою палату поступила женщина сорока лет. Не так давно её начала беспокоить одышка, в ходе обследования был обнаружен врождённый порок: дефект межпредсердной перегородки. Кровь из левого предсердия забрасывалась в правое, растягивая его и перегружая правый желудочек. В результате возникал застой крови в лёгких.

Мы привычно пошли в операционную. Я не выспался и был не в лучшем настроении.

– Подключись, я тебе помогу, – сказал старший коллега, которому предстояло выполнить операцию.

Я сделал стернотомию и подсоединил к сердцу канюли искусственного кровообращения. Пришло время меняться, но наставник сказал: «Продолжай. Пережимай аорту и открывай предсердие».

Как потом шутили коллеги, я так перепугался, что «моментально остановил сердце, разрезал стенку предсердия и со скоростью ультразвука ушил сантиметровое отверстие в перегородке двухэтажным обвивным швом».

Сердце быстро запустилось, и вскоре я уже привычно накладывал внутрикожный косметический шов. Всё было как обычно, но я понимал – в этот день произошло нечто важное.

Когда я вышел из операционной, в отделении уже знали, что моя первая операция состоялась. Идущие навстречу медсёстры улыбались и поздравляли, коллеги пожимали руку, некоторые недвусмысленно намекали на необходимость проставиться.

Но для этого требовалось, чтобы больная открыла глаза, подвигала руками и ногами, выполнила простейшие команды, ведь операция по-настоящему заканчивается именно тогда, а не с последним узлом кожного шва. Это потом я понял, что на самом деле она заканчивается лишь в момент, когда здоровый и счастливый пациент на своих ногах покидает клинику. И только сейчас

я осознал, что операция никогда не заканчивается.

Мысли по дороге с работы: о самоуверенности хирурга

В жизни каждого хирурга наступает момент, когда кажется, что ты можешь всё. Это самое опасное время. Значит, где-то за поворотом уже притаилась ошибка, которая вернёт тебя с небес на землю. Или серия ошибок, которая отбросит тебя туда, откуда ты начинал, а в худшем случае выкинет из профессии. Если почувствовал крылья за спиной – складывай их скорее, садись за учебники, снова ходи тренироваться в морг, и тогда проскочишь это время без потерь. Это не я говорю, это голос учителей.

Двадцать четыре часа

У каждого практикующего врача осталось в памяти одно, особенное дежурство. Конечно, в жизни их были сотни, у кого-то – тысячи, со временем они слились в одну сплошную бессонную ночь, разбитую на фрагменты приторным вкусом растворимого кофе. Но какое-то одно ты помнишь до конца дней своих.

Мои апокалиптические сутки выпали на то время, когда я даже не имел врачебного диплома. Студент пятого курса, я уже несколько лет ходил на дежурства в хирургическое отделение скоропомощной больницы на западе Москвы. В будни приходил после занятий и оставался на ночь, в выходные и на каникулах честно отрабатывал положенные сутки. Так было и в этот раз.

– Доброе утро, – поздоровался я со старшими коллегами, убрал в холодильник завёрнутые в фольгу бутерброды и принялся изучать истории болезни находящихся в отделении пациентов. Аппендициты, холециститы, прободные язвы – классический набор заболеваний для общей хирургии.

Серое февральское утро никак не давало проснуться, и мы старались победить воскресную дремоту кофеином.

Едва помыли чашки, как позвонили из приёмного отделения:

– Женщина с ножевым ранением живота, стабильная, нужен хирург.

Сегодня «на воротах» молодой доктор Дмитрий Николаевич, мы спускаемся в подвал хирургического корпуса и идём по тёмному переходу в терапию, где расположен приёмник. На смотровой койке в кабинете хирурга лежит, согнувшись, грустная женщина без возраста, растрёпанные сальные волосы прилипли к влажному лбу. Руками она осторожно придерживает живот.

– Показывайте, – говорит хирург. Пострадавшая неловко задирает ночную рубашку, и мы удивлённо приглядываемся: из небольшого отверстия в дряблой коже свисает вниз что-то длинное и серое, напоминающее старый чулок.

– Что случилось?

– Петя ударил меня ножом.

– Кто такой Петя?

– Мой сожитель.

– Когда?

– Два дня назад.

– А что вы делали потом?

– Потом мы немного выпили, и я его простила. У нас был секс. Потом мы снова выпили и легли спать. Сегодня утром, когда я проснулась, заболел живот. – Она опустила ночнушку и села на кушетку, обхватив ноги.

– Так почему вы обратились за помощью только утром третьего дня?

Женщина опустила глаза и не нашлась, что ответить.