Близнец Бога
Шрифт:
Глава 10
ЛОВУШКА
29 от Р.Х.
17:32
Гергеса, у Галилейского моря, Иудея
Неподалеку от города Гергеса лежало мрачное ущелье, высеченное ветром и водой. Стены ущелья поднимались на двести футов и были испещрены выдолбленными в камнях гробницами. Холодный и влажный воздух отдавал гнилью… Это место обычно называли Долиной смерти, иногда — просто Долиной, но в последнюю неделю люди не осмеливались произносить эти имена. Никто не отваживался даже думать о Долине, как будто прикованный к утесу Самуил мог выследить и сожрать их детей.
Самуилом, который некогда был рыбаком и дружил со многими, овладели злые силы. Кое-кто предполагал, что им овладел сам Искуситель… Те, кто раньше знал Самуила, надеялись: если немного подождать, силы зла отступят. Но прошел месяц, а зло не только не исчезло, но и выросло, глубоко укоренившись в Самуиле. Однажды его нашли спящим на груде овечьих кишок… Была призвана римская стража. Чтобы схватить Самуила, понадобились десять солдат в доспехах — и двое из них погибли.
Пять дней назад Самуила приковали цепями к утесу в Долине смерти. Здесь он должен был оставаться до своего конца… Самуил, одетый в грязные лохмотья, говорил на странных языках, изо рта у него шла пена, а временами он подражал лесным зверям. Воистину этот человек безумен! Последние пять часов Самуил просто сидел, скрестив ноги, спиной к римским солдатам. Солдаты, в железных шлемах и кожаных доспехах, держали наготове щиты, мечи и копья. Они расположились на безопасном расстоянии и неотрывно следили за безумцем.
Григориус, командир отряда, точил на камне свой любимый меч, доводя его до бритвенной остроты. Двусторонняя заточка, бронзовая гарда и украшенные ножны. Эффектный меч: Григориус убил им уже немало врагов Рима. Всякий раз, когда он проводил мечом по точильному камню, его глаза останавливались на Самуиле. Губы стражника кривились в презрительной усмешке: этот человек не просто иудей, один из покоренного народа, которому даровали фальшивую свободу. Он — зло. И Григориус желал его смерти.
— Нам следовало бы просто перерезать ему глотку, — произнес он.
Солдаты согласно рассмеялись, но никто не двинулся с места: куда больше их заботила собственная безопасность… Они смеются не столько над словами, сколько над прикованным чудовищем, подумал Григориус. Он поднял острый камень размером с кулак и с силой швырнул его в Самуила. Булыжник рассек воздух, неся довольно ощутимый заряд боли. Солдаты замерли в ожидании. Шлеп! Камень встретился с плотью…
Григориус вскочил. Ему показалось, что зрение сыграло с ним дурную шутку. Но по застывшим лицам солдат было ясно: они тоже это увидели.
Рука Самуила крепко сжимала камень, пойманный в нескольких дюймах от его головы. Он поймал камень… прилетевший сзади! Григориус сел и оглянулся на товарищей. Солдаты трусливо помалкивали.
Мутные глаза Самуила уставились на камень.
Он ухмыльнулся и начал раскачиваться назад и вперед, бормоча себе под нос бессмысленные слова: «Димито десрафат фер тарсадун». Всякий раз, заканчивая говорить, он проводил камнем кровавую полосу по руке… Пена текла изо рта, смешиваясь с кровью. Это зрелище только возбуждало безумца, заставляло раскачиваться сильнее и сильнее. Коленные чашечки щелкали, а веки дергались, как в фазе быстрого сна.
Сейчас Самуил выглядел как-то иначе… Он все сильнее возбуждался… или нервничал?
Буря волшебным образом рассеялась, море внезапно затихло, и никто в шлюпке больше не упоминал о минувших событиях. Дэвид, как мог, перевязал рану Тома, хотя его шишка продолжала набухать. Когда Тому удалось сесть и осторожно прислониться к борту, боль слегка притупилась… Хорошо бы прогуляться в будущее за ибупрофеном и льдом… Но до берега — около сотни ярдов.
Да и на берегу ему не скоро удалось бы уединиться.
Отсюда Гергеса представала перед ними во всем своем великолепии. Высокие белые арки, величественные здания, украшенные колоннадами… На юге толпа бурлила у огромного театра, а на севере, на вершине холма, горделиво возвышался храм Зевса… Именно так Том представлял себе расцвет Римской империи, чье влияние простиралось до самых отдаленных земель.
Матфей, отдыхавший у края шлюпки, резко поднял голову.
— Отвратительно… Ты только посмотри на них. Кому пришло в голову разводить свиней рядом с городом? — обратился он к Тому.
Изучив иудейские обычаи, Том знал: свиньи непригодны для еды, и к ним относятся с презрением. И вправду, многочисленное стадо, бродящее по пригоркам у самого города, должно бы разозлить каждого порядочного иудея в миле вокруг. Однако Тому не хотелось беседовать на такую тему. Он глуповато улыбнулся в ответ, и разговор увял.
Через пять минут они достигли берега.
— На этот раз пусть кто-нибудь другой промочит ноги! — закричал Матфей. — Я уже достаточно пробыл в воде!
— Да уж, ты промочил не только ноги, — сказал Петр, вставая. Он перелез через борт лодки и обратился к Иуде: — Иуда, иди сюда.
Тот неохотно перекинул ногу через борт. Едва опустив вторую и не чувствуя опоры, оступился и с криком упал, зацепившись о весло халатом и разодрав его сверху донизу. Петр протянул длинную руку и, выловив барахтающегося Иуду из воды, помог ему встать на ноги… Иуду била дрожь, тело сотрясалось от кашля — он, должно быть, умудрился наглотаться воды. К тому же страшно напуган: пальцы вцепились в лодку с такой силой, что костяшки побелели… И Том пожалел беднягу.
— Ступай на берег, — сказал он, похлопав Иуду по плечу. — Я помогу Петру.
Иуда добрел до берега и сел на землю, уронив голову на колени. Том и Петр выволокли лодку, и высадка началась.
Том подошел к Иуде. Тот поднял на Тома печальные глаза ребенка, чей новогодний подарок сломали, едва он успел снять обертку.
— Посмотри, — сказал Иуда, приподнимая край разодранного халата. — Я выгляжу как попрошайка.
— Разве ты не можешь купить новый? — спросил Том.